Самостоятельные люди. Исландский колокол

— Значит, он хочет овец, — сказал человек будто про себя и покачал головой. Дети почувствовали, хотя и не поняли почему, что хотеть овец не совсем правильно. И Нонни решил рассказать Хельги, что этот большой человек, видно, не совсем согласен с отцом.

Ауста рассматривала его с ног до головы — его пояс, пальцы на его ногах; рубашка была из коричневой материи, с открытым воротом; девушка никогда не видела подобной. Он ведь мог иметь все, что хотел. Его дом — не тот ли это сказочный дом, который нарисован на красивом блюде? Нет, не может быть: ведь перед тем домом — молодая девушка; его же дом стоит одиноко в лесу, как на красивом календаре, который в позапрошлом году упал на землю и овцы затоптали его. Одиноко в лесу. Он живет здесь один. В его доме много комнат, и они еще красивей, чем в Редсмири. У него есть диван, который еще красивее, чем диван в Редсмири. Это о нем говорится в сказке о Белоснежке.

— Как тебя звать? — спросил он, и сердце чуть не остановилось в ее груди.

— Ауста Соуллилья, — сказала она быстро, до смерти испуганная.

— Ауста… что? — спросил он.

Но она уже не смела повторить свое имя.

— Соуллилья, — ответил за нее маленький Нонни.

— Удивительно! — сказал он, взглянув на девушку, как бы с целью убедиться, что она действительно солнечная лилия. И ей стало досадно, что у нее такое глупое имя. Но он лишь улыбнулся ей; он простил ее, в его глазах было что-то доброе, очень доброе и нежное — то самое, по чем тоскует и вечно тосковала ее душа. И она впервые увидела это в его глазах… и, может быть, никогда больше не увидит. Увидела — и поняла: да, это было то самое.

— Теперь мне понятно, почему эта долина так прекрасна, — сказал приезжий.

На это Ауста Соуллилья совсем уж не умела ответить. Долина прекрасна? Она долго ломала над этим голову. Что он имеет в виду? Она слышала, что бывает прекрасная шерсть, прекрасная пряжа, а чаще всего — прекрасные овцы. Но долина?.. Долина — ведь это просто болото, вязкое болото; стоишь в нем по щиколотку в воде, а в протоках еще глубже; в долине есть озеро, где, говорят, живет водяной; есть маленький хутор на низком холме, гора с голыми скалами наверху и очень мало солнца. Она оглядела долину, посмотрела на болото — на это гадкое болото, где она все лето ворошила грязное сено, промокшая до нитки, несчастная. День здесь как будто длится вечно: нет ни утра, ни вечера, — и вдруг эта долина прекрасна. «Теперь я понимаю, почему эта долина так прекрасна». Почему же? Нет, это не потому, что ее зовут Ауста Соуллилья. Если долина прекрасна, то лишь потому, что сюда пришел удивительный человек.

Жаркое все шипело.

Приезжий предложил им выйти наружу. Они сели на берегу озера. Было около трех часов дня, в долине дул теплый ветерок. Приезжий растянулся на траве и смотрел в небо, а они смотрели на него, разглядывали пальцы на его ногах.

— Вы что-нибудь знаете? — спросил он, глядя в небо.

— Нет, — ответили они.

— Видели вы когда-нибудь привидения?

— Нет.

— А умеете что-нибудь делать? — снова спросил приезжий.

Детям показалось, что как-то неловко без конца отвечать нет на все его вопросы, и не хотелось прямо сказать, что они ничего не умеют. Что же умеет делать Ауста Соуллилья? Она стала вспоминать, но так ничего и не припомнила.

— Нонни умеет петь, — сказала она.

— Спой же, — предложил приезжий.

Но мальчик в эту минуту, должно быть, забыл, как взяться за это дело.

— Сколько у меня пальцев на ногах?

— Десять, — выпалил мальчик, не сосчитав их предварительно, и сейчас же подумал, что зря он так поторопился: почем знать, может быть, у южанина их целых одиннадцать. Ауста отвернулась. Какой смешной вопрос! Она не могла удержаться от смеха. Оглянувшись, она заметила, что приезжий как-то странно посмотрел на нее и громко расхохотался. До чего же ей стало стыдно! Но она не могла удержаться.

— Так я и знал, — торжествуя, сказал мужчина. Он поднялся с травы, чтобы посмотреть, как она смеется. В смехе ожило и расцвело все ее существо, в глазах вспыхнула лукавая искорка, — она сдалась. На лице у нее появилось девически-мягкое выражение.

Надо было приглядеть за утками. Вокруг палатки разносился чудный аромат. У детей текли слюнки при мысли о такой вкусной, душистой снеди. Мужчина достал жестяную банку с сладкими фруктами и вылил ее содержимое в миску. Он так был поглощен приготовлением еды, что не мог уделять внимания детям. Ауста вдруг рассердилась на маленького Нонни за то, что он такой глупый и скучный.

— Почему ты не пел, дуралей, раз уж пошел со мной? — спросила она.