Читаем Самостоятельные люди. Исландский колокол полностью

Наконец они пришли в зал, не очень большой, но лучше освещенный. Окно, доходившее чуть не до пола, было занавешено тяжелыми шторами, которые отбрасывали серые тени, так что комната была погружена в полумрак, придававший всему призрачный вид. На стене висел портрет его всемилостивейшего величества в юности, написанный яркими красками. Король был изображен в парике до плеч и в мантии с меховой опушкой, такой длинной, что шлейф в три локтя лежал на полу. Рядом висели портрет его покойного отца и портреты обеих королев.

За дубовым столом в середине зала сидели четыре дворянина в белых мантиях, в белоснежных париках и с большими воротниками, а также генерал в шитом золотом мундире, с золотыми шпорами и при шпаге, эфес которой был усыпан бриллиантами. Лицо у него было синее, а кончики усов загибались почти до самых глаз.

У окна, полускрытые тяжелыми занавесями, тихо беседовали двое знатных господ, не обращая ни малейшего внимания на четверых, сидевших за столом. Казалось, что эти двое не имели никакого отношения к делам, которые решались здесь, и все же их присутствие было необходимым. Они не оборачивались, когда в комнату заходили новые люди, и силуэты их четко вырисовывались в луче яркого света, проникавшего с улицы. Йоуну Хреггвидссону показалось, что в одном из них он узнал Арнаса Арнэуса.

Писцу было приказано достать книги, и снова началась церемония, которая состояла в выяснении вопроса о том, действительно ли этот человек — Йоун Хреггвидссон. Когда это было сделано, почтенные господа начали просматривать бумаги. Один из них важно вскинул подбородок и торжественным тоном обратился к крестьянину. Затем генерал с синим лицом и бриллиантами на шпаге также сказал ему несколько слов, правда, более резко. Йоун Хреггвидссон решительно ничего не понял. После этого один из знатных господ, стоявших у окна, человек с усталым грустным лицом и ласковыми глазами, подошел к Йоуну и обратился к нему по-исландски. Он говорил медленно, приглушенным голосом.

— В течение зимы выяснилось, что под знаменами короля служит человек из Исландии, который является беглым преступником и прошлой весной был приговорен альтингом на Эхсарау к смертной казни. Как только это стало известно властям, был издан указ срочно задержать этого человека и немедля привести приговор в исполнение. Это едва не случилось. Однако в последний момент один знатный исландец обратил внимание короля на то, что, по его мнению, в судебном решении обоих тингов по этому делу был допущен ряд неточностей.

Затем исландец попросил трех главных судей передать ему собственноручное письмо его величества и оттуда прочел крестьянину несколько мест, где говорилось, что, поскольку не представляется возможным выяснить, на каком основании был вынесен вышеуказанный приговор, ходатайство Йоуна Хреггвидссона удовлетворяется. Ему дозволяется, под нашим покровительством, беспрепятственно вернуться в нашу страну Исландию, дабы лично явиться к своему законному судье в альтинге на Эхсарау и, поскольку он сам того желает, просить о пересмотре своего дела в верховном суде здесь, в нашей резиденции в Копенгагене. Мы также обещаем ему наше всемилостивейшее покровительство и дозволяем вернуться в качестве свободного человека из нашей страны Исландии в Копенгаген, чтобы здесь дожидаться приговора или оправдания, согласно нашим законам и усмотрению нашего верховного суда.

Генерал передал исландцу и другое письмо, которое по-латыни называлось salvum conductum, то есть охранная грамота. Оно гласило, что Йоганну Реквицу, родом из Исландии, пехотинцу взвода капитана Троа, генералом Шенфельдом предоставлен отпуск на четыре месяца для поездки в Исландию, чтобы он мог на месте добиться справедливого решения своего дела, а затем вернуться в главную королевскую резиденцию — Копенгаген и продолжать свою службу под знаменами короля. После этого исландский чиновник передал оба письма — охранную грамоту короля с предложением явиться в верховный суд и salvum conductum датского командования — Йоуну Хреггвидссону.

Затем Арнэус вновь вернулся к окну. Одна сторона его лица была освещена, другая оставалась в тени. Он задумчиво смотрел на улицу, и казалось, что он не имеет никакого отношения ко всему происходящему здесь. Больше он ни разу не взглянул на Йоуна Хреггвидссона.

Впоследствии крестьянину так и не удалось вспомнить, как он выбрался из этого большого дома. Внезапно он очутился на базарной площади, а оба льва и страшная маска остались у него за спиной. Стражники, которые привели его сюда, исчезли. Исчез и немецкий офицер, словно снег, растаявший под лучами солнца. Небо было ясное, и крестьянин вдруг увидел, что на дворе весна, так как деревья оделись зеленой листвой. Пахло лесом, и в тишине безветренного дня неумолчно щебетали птицы.

Хверадалир, Хеллисхейди

Зима 1942/43 года

Часть вторая

Златокудрая дева

Глава первая

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия третья

Травницкая хроника. Мост на Дрине
Травницкая хроника. Мост на Дрине

Трагическая история Боснии с наибольшей полнотой и последовательностью раскрыта в двух исторических романах Андрича — «Травницкая хроника» и «Мост на Дрине».«Травницкая хроника» — это повествование о восьми годах жизни Травника, глухой турецкой провинции, которая оказывается втянутой в наполеоновские войны — от блистательных побед на полях Аустерлица и при Ваграме и до поражения в войне с Россией.«Мост на Дрине» — роман, отличающийся интересной и своеобразной композицией. Все события, происходящие в романе на протяжении нескольких веков (1516–1914 гг.), так или иначе связаны с существованием белоснежного красавца-моста на реке Дрине, построенного в боснийском городе Вышеграде уроженцем этого города, отуреченным сербом великим визирем Мехмед-пашой.Вступительная статья Е. Книпович.Примечания О. Кутасовой и В. Зеленина.Иллюстрации Л. Зусмана.

Иво Андрич

Историческая проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее