Гости вели себя немного странно, словно находились у себя дома. Они спешились на выгоне перед усадьбой, приказали слугам пустить лошадей на пастбище неподалеку от того места, где, как вчера и позавчера, спали на солнце оба батрака, и прошли к амбарам. Они поковыряли пальцами трухлявое дерево, сокрушенно покачали головами при виде пустых дверных рам и направились к дому, где произвели такой же осмотр. Затем они без стука вошли в сени.
Хозяйка стояла у окна. Она обернулась к больному мужу, лежавшему в ее постели, и спросила его:
— Что нужно здесь судье?
— Верно, я что-нибудь натворил, — пробормотал юнкер, не двигаясь с места.
— Я-то ему, во всяком случае, не нужна.
Юнкер с трудом вылез из ее белоснежной постели. Он походил на покойника, долго пролежавшего в гробу. Она подала ему одежду, и он сошел вниз к гостям. Тут выяснилось, что юнкер продал зятю судьи Йоуну из Ватну свою вотчину Брайдратунгу вместе со всем движимым и недвижимым имуществом. Теперь новый владелец заехал сюда по пути на альтинг, прихватив с собой двух оценщиков, чтобы оценить скот и хозяйственные постройки, относительно которых при продаже не было достигнуто окончательной договоренности. Часть денег уже была выплачена, на что у Йоуна из Ватну имелась расписка Магнуса Сигурдссона. Как они договорились, он привез с собой еще денег для очередного взноса. Они прошли в комнату юнкера, стены которой были обшиты панелями. Потолок кое-где обвалился, а в стенах зияли трещины и щели. Сквозь одну из дыр в комнату попадали земля, щебень и вода. Гости расселись на ларе и кровати, вытащили документы и показали хозяину.
Сделка была заключена по всем правилам в Эйрарбакки, там же подписана купчая и заверена свидетелями. Юнкер продал усадьбу, восемьдесят соток земли, за сто шестьдесят рейхсталеров, из коих сорок были уже выплачены, еще сорок выплачивались при передаче усадьбы, что должно было произойти сегодня, а остальное подлежало уплате в течение последующих десяти лет. Кроме того, крестьянин из Ватну имел право купить скот и хозяйственные постройки по цене, установленной оценщиками. Теперь они обратились к юнкеру с вопросами насчет этого имущества, однако он дал весьма невразумительный ответ. Не в его привычках, сказал он, считать свой скот. Насчет коров они могут спросить скотницу, овец же, коль им охота, пусть сосчитают на выгоне.
Они предложили ему водки, но он поблагодарил и отказался. С незапамятных времен усадьба Брайдратунга была вотчиной одной и той же зажиточной крестьянской семьи, из которой вышло немало священников, судей и других королевских чиновников. Некоторые из них получили дворянство и титул юнкера, чем члены этого семейства не прочь были похвастаться, когда бывали навеселе.
Когда после кончины отца, члена альтинга, Магнус Сигурдссон вступил во владение усадьбой, здесь еще оставались немалые богатства. Но род уже начал вырождаться. Сестры и братья юнкера Магнуса умерли в юности от чахотки. Сам он рос в отцовском доме балованным и своенравным ребенком, и, когда его отправили в семинарию в Скаульхольт, он не смог выдержать ни царивших там строгих порядков, ни тех напряженных усилий, которых науки требуют от сынов Минервы. Юноша покатился по наклонной плоскости: стал ленив и апатичен и избегал всякого напряжения. Он отличался привлекательной внешностью: хорошее сложение, красивое цветущее лицо, гладкая кожа — признаки сытой жизни. Но с юных лет он усвоил привычку ходить с поникшей головой, опустив глаза, словно ему было неприятно смотреть на людей. Он был угрюм, и от всего его существа веяло холодностью, а в грубом голосе часто слышались жалобные нотки. Женщины находили, что у него необыкновенно красивые глаза. Он был состоятельным человеком. Но в этой стране, где каждую весну сотни людей умирают от голода, нет человека, на котором не лежала бы печать присущего всему народу бессилия, — сколько бы бочек с маслом и сыром ни стояло у него в кладовой.
Узнав от школьного наставника, что сын его вряд ли овладеет книжной премудростью, но что у юноши, видимо, имеются некоторые художественные наклонности, отец решил отправить его в Копенгаген, дабы он изучил там какое-нибудь ремесло, как это делали сыновья знатных исландцев еще в древние героические времена.
В роду владельцев Брайдратунги насчитывалось немало искусных мастеров, хотя, по обычаю своего времени, они и посвящали себя наукам. Вскоре по прибытии в Копенгаген сей юный отпрыск знатной исландской семьи узнал от местных щеголей, с которыми не преминул свести знакомство, что за границей ремесло уже не считается достойным занятием для людей знатных — в отличие от былых времен, когда скальды не гнушались заниматься кузнечным делом. Теперь же, напротив, на учившихся ремеслу смотрели как на последних бродяг и нищих, ибо в известной степени они были рабами своего мастера. Им только по воскресеньям давали штоф водки, в будни же они поднимались с зарей, пасли свиней и делали свою работу по дому, ложились позже всех, терпели побои мастера и ругань подмастерьев.