Самостоятельные люди. Исландский колокол

Она заговорила снова:

— Однажды вы пришли ко мне за реку, пастор Сигурдур, с тех пор прошло добрых три года, и вы сказали слова, на которые я тогда не обратила внимания. Но с того времени произошли события, которые подтверждают старую пословицу, что наибольшие преувеличения ближе всего к истине. Вы были уверены в том, что моего отца лишат чести и состояния. Я смеялась. И тогда вы сказали эти слова.

Он спросил, что это были за слова.

— Я предлагаю вам свое имение и жизнь, все, что у меня есть, — сказали вы.

— Чего вы от меня хотите? — спросил он.

— Мне нужны деньги, звонкая монета, серебро, золото.

— Для чего? — спросил он.

— Мне думается, что моему другу, тем более другу моего отца, не нужно об этом спрашивать.

— Однажды я понял вас так, что у вас у самой есть деньги.

— У меня было немного чеканного серебра. Когда здесь узнали о смерти Магнуса, да к тому же о том, что он выиграл процесс, ко мне стали отовсюду приходить люди, требуя уплаты. Я платила все, что с меня требовали. Это уже составило большую сумму. И до сих пор кредиторы моего покойного мужа все приходят ко мне.

— Это излюбленный обычай: когда люди узнают, что у женщины нет защитника, ее стремятся ограбить, — сказал викарий. — Нужно было бы проверить эти требования. Вам следовало бы прийти ко мне раньше. Откровенно говоря, я сомневаюсь, что именно вы должны платить некоторые долги, сделанные покойным Магнусом.

Ей явно не хотелось говорить на эту тему, она только сказала, что у нее есть такие долги, по сравнению с которыми все остальное — пустяки. И перешла к тому, зачем приехала.

Она хотела, чтобы дело ее отца было пересмотрено, чтобы было начато новое расследование по так называемым эмиссарским приговорам, то есть по делам тех бродяг и мошенников, за которые ее отца обвиняли в излишней строгости. Большинство из этих людей, если они не умерли, такие ничтожества, что их нечего принимать в расчет, за исключением убийцы Йоуна Хреггвидссона, ибо его дело как раз сыграло большую роль в осуждении ее отца. Люди, сведущие в законах, говорили ей, что нет никакого сомнения в его вине, хотя процесс против него и был плохо подготовлен. И если бы удалось добиться совершения правосудия в отношении Хреггвидссона, это явилось бы важным поводом к пересмотру дела Эйдалина. Она поведала избраннику, что с помощью взяток ей удалось добиться, чтобы альтинг допросил Йоуна прошлой весной, но он, конечно, ускользнул из их рук, как и раньше, без допроса. Для видимости они вынесли ему приговор, осуждающий его на каторжные работы в Бремерхольме. Но, как и следовало ожидать, это жалкое сборище пьяниц не сумело правильно записать свое решение, и, когда осужденного привели на корабль, у датчан из имевшегося при нем документа создалось такое впечатление, будто он отправляется в увеселительную поездку. Посоветовавшись с властями в округе Снефелльснес, я ночью отправилась в Улафсвик, — рассказывала Снайфридур, — и там подкупила датчан, чтобы они взяли его с собой.

Она рассказала викарию о последних новостях по делу старика, доставленных недавно прибывшим кораблем. В Копенгагене за дело взялись, как и много лет назад, важные лица, стремящиеся обелить этого старого преступника, за мягкость к которому ее отец поплатился своей честью и честью страны. Йоун Хреггвидссон не провел и нескольких ночей в Бремерхольмской крепости, как этим лицам удалось освободить его оттуда, и, по последним сведениям, он чувствует себя как нельзя лучше, находясь в одном богатом доме в Копенгагене. Все, чего она с таким трудом добилась, оказалось напрасным. Перевес был на стороне тех сил, которые хотели обвинить ее отца и оправдать Йоуна Хреггвидссона.

Короче говоря, она намеревалась, как только представится случай, оставить родину и отправиться в Данию, чтобы посетить того человека, которому Исландия дана в удел королем и который, по ее мнению, был их другом, и просить его добиться у короля пересмотра дела судьи Эйдалина в верховном суде, но, сказала она, для такого дорогостоящего путешествия мне нужны деньги.

Викарий слушал ее, опустив голову. Иногда он поднимал глаза на Снайфридур, но не выше ее колен. Вновь и вновь непроизвольная дрожь возникала вокруг его рта и носа. Он так крепко сжимал пальцы, что суставы на синих руках побелели.

Когда она закончила, он с глубокой сосредоточенностью откашлялся, разнял руки и снова сжал их. Он бросил на нее быстрый взгляд своих горящих глаз, лицо его дрожало, он был похож на зверя, который вот-вот завоет. Но когда он наконец заговорил, речь его была спокойна, уверенна и так глубоко серьезна, какой она только и может быть, когда приводишь самый последний довод.

— Простите, — сказал он, — что неизменно любящий вашу душу, во имя господа нашего, спросит вас прежде всего об одном: дали ли вы когда-либо Арнасу Арнэусу так называемый третий поцелуй, поцелуй, который писатели называют suavium.