Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

Из этих и других деталей складывается портрет человека, севшего в залитое кровью двух предшественников министерское кресло. Честен, добросовестен, не чрезмерно умён, по характеру миролюбив, несколько нервен и потому часто жалуется на здоровье. Ярких, волевых черт в характере не наблюдается. Хороший человек, всем добра желает. Деятельность его, собственно, и началась с миролюбивых деклараций в духе нашего кота Леопольда. При его предшественниках полицейская власть жёстко противостояла обществу. Он начинает говорить о взаимном доверии между обществом и властью. Чего же лучше!

Уже во время той аудиенции, 25 августа, Мирский, как бы стремясь реализовать смысл своей фамилии, говорит царю: «Положение вещей так обострилось, что можно считать правительство во вражде с Россией, необходимо примириться…» Далее – речь о веротерпимости, о частичной амнистии для политических заключённых, о расширении прав земств. Рабочих не надо преследовать за участие в сходках и стачках, по крайней мере, за экономические требования. Государь кивает, соглашается, и только по поводу сходок поднимает брови: «Конечно, это так, но кажется как-то странным». Мирский жалуется на своё неумение говорить публично, мол, сие может помешать ему в контактах с Государственным советом и общественностью. Государь признаётся: «Я тоже не умею говорить». Идиллия. Ободрённый Мирский приступает к главному: к давно лелеемой верноподданными либералами идее «призыва выборных в Петербург для обсуждения вопросов государственной важности»: это, мол, «единственное средство, которое может дать возможность России правильно развиваться». Государь как бы не слышит этих слов. Но ведь и не возражает. Мирский выходит из кабинета государя, отправляется домой и делится обнадёживающими впечатлениями с любимой женой. Из дневника коей мы и черпаем сведения об этой беседе.

О кадровой политике

Позволим себе заметить, что кадровая политика последнего русского императора до боли похожа на кадровую политику нынешней российской верховной власти. Основная идея: подбор лиц на руководящие посты по критерию управляемости, исполнительности и личной преданности. Ум, энергия, компетентность – не обязательны и даже не всегда желательны. Талант, самостоятельность в принятии решений, властная харизма – категорически неприемлемые качества.

За всё двадцатичетырёхлетнее царствование Николая Александровича в среде правящей элиты России появился лишь один действительно выдающийся (при всех своих недостатках) государственный деятель – П. А. Столыпин. Его назначение было вызвано экстраординарными обстоятельствами, революцией, и потом в течение пяти лет «хозяин Земли Русской» только и думал о том, как бы отделаться от слишком деятельного премьера. Отделаться помогли революционеры-террористы и чины Охранного отделения (об этом убийстве речь впереди). Все остальные премьеры, министры, командующие войсками и прочие высшие сановники империи – просто исполнительные посредственности, не смеющие «своё суждение иметь», а если и имеющие таковое, то ловко прячущие его в карман при первых проявлениях монаршего неудовольствия.

Представление о Николае II как о вялом, безвольном правителе (и уж, тем более, как о добром и святом царе) не соответствует действительности. В течение всего своего царствования он последовательно и старательно, хотя и тихо, без лишних слов, укреплял «вертикаль власти» именно в том духе и направлении, в каком это делается сейчас. То есть, всеми силами ограничивал участие общественности в политической жизни, укрощал ершистую и крикливую Государственную Думу до полной выдрессированности, назначал послушных губернаторов, безынициативных министров и безликих «технических» премьеров. Итогом его стараний стала та модель власти, которая сложилась к 1914 году. Полностью подконтрольная Дума, готовая проштамповать любой спущенный сверху законопроект, исполнительное и безынициативное правительство во главе с «техническим» премьером (кто он – Коковцов ли, Горемыкин, Штюрмер, Трепов, Голицын – не важно, ибо ни один из них не пытался даже на минуту стать самостоятельной фигурой на историческом поле). Именно такое послушное правительство оказалось бессильным перед грозным вызовом Мировой войны и до смешного беспомощным при первых ударах революционной стихии. Именно благонадёжные «центристы», лидеры проправительственных думских партий, октябристы, прогрессисты, аристократы и миллионщики – Родзянко, Гучков, князь Львов, Рябушинский, Коновалов – сделались первыми, хотя и невольными, вождями Февральской революции. Именно верноподданные генералы, командующие фронтами, 1 марта 1917 года единогласно потребовали от своего государя и главнокомандующего отречения от престола. Административно-бюрократическая «вертикаль власти», не имеющая опоры в живом мире, в обществе, исчезла в несколько дней, «аки тает воск от лица огня». И вот – анархия, распад, кровавый хаос.