Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

По горячим следам искали виновных, адмиралов и капитанов. После окончания войны многие из них были отданы под суд, в том числе и оба командующих. Рожественского суд оправдал: к моменту разгрома он был ранен, в тяжёлом состоянии, временами без сознания. Козлом отпущения сделали Небогатова: его приговорили к расстрелу; впрочем, государь заменил казнь десятью годами тюрьмы. Та же участь постигла нескольких капитанов и старших офицеров сдавшихся в плен кораблей. Но, говоря по совести, невозможно признать их виновными во всём происшедшем. Небогатов принял командование уже тогда, когда трагический исход сражения был ясен. И лишь через двадцать часов боя приказал поднять белый флаг. На суде он объяснял своё решение желанием спасти две тысячи молодых жизней от неминучей смерти. И с ним трудно не согласиться: надежды не только на победу, но и на спасение у нескольких окружённых противником кораблей не было никакой («Изумруд» смог вырваться и бежать только потому, что японцы сосредоточили свои силы на четырёх остальных, более крупных судах).

Искали причину катастрофы в неудачном построении, в медленном маневрировании кораблей. В превосходных качествах японских снарядов, по силе взрыва якобы значительно превосходящих русские. В слабости бронирования русских крейсеров. В отсутствии на русских броненосцах оптических прицелов. В быстроходности японских судов.

Каждая из этих причин что-нибудь да значит. И ни одна из них, ни все они вместе не могут объяснить масштабов катастрофы. На суде адмиралы и капитаны признавали, что превосходство сил японского флота ни по какому параметру не было подавляющим. Русские офицеры и матросы действовали умело, профессионально – это явствует из донесений Того. Конечно, отсутствие точной оптики снижало эффективность огня, заставляло тратить втрое больше снарядов. Но это обстоятельство было известно командованию с самого начала войны и не могло не учитываться заранее. То же и с быстроходностью, и с бронезащитой. Неужто Рожественский не знал об этих преимуществах противника – на втором году войны? Конечно, знал. И подчинённые ему командиры знали. И в Петербурге, когда снаряжали эскадру, знали. И не то что бы ничего не делали. Но всё, что делали, делали как-то не так. Медленно, с оглядками, нерешительно. То собирались строить суперсовременные корабли на своих верфях, то намеревались купить их за границей, но бесконечно оттягивали решение… В результате несколько эскадренных броненосцев аргентинской постройки накануне войны были буквально уведены японцами из-под носа у русских.

Надо сказать, в царской России выводов из неудач, даже самых тяжких, делать не умели – так же, как и в России нынешней. Через девять лет после цусимской катастрофы (срок достаточный для работы над ошибками) началась Мировая война. И тут же оказалось: русский флот слабее флота противника на всех направлениях. Ладно бы ещё немцы; но ведь и турки успели к 1914 году обзавестись мощными современными кораблями. А русские линкоры нового типа всё доделывались и достраивались. Приобретённый турками у немцев линкор «Гебен» в полтора раза превосходил русские корабли по скорости хода и вдвое по вооружённости. 16 октября 1914 года турецкие миноносцы нанесли удар по рейду Одессы и потопили канонерку «Донец». В тот же день «Гебен», пройдя сквозь минные заграждения, оказавшиеся незамкнутыми, обстрелял Севастополь, беспрепятственно ушёл и на обратном пути потопил минный заградитель «Прут». В этот и следующий дни атакам турецкого флота подверглись Феодосия, Новороссийск и Поти. У турок потерь не было, и не удивительно: русский Черноморский флот к войне был совершенно не готов; командующий адмирал Эбергард накануне вступления Турции в войну получал противоречивые указания: то избегать конфликтов с турецкими силами, дабы не провоцировать опасного соседа (как это похоже на 1941 год!), то «действовать по усмотрению». В результате весь первый год войны господство на Чёрном море принадлежало противнику. Что уж говорить о положении дел на Балтике, где немцы хозяйничали безраздельно!