самоубийство; ибо наивысшей добродетелью является здесь полное подчинение воле Бога, безропотная
покорность, позволяющая переносить все с терпением».
Самоубийство, акт неподчинения и бунта, могло рассматриваться лишь как тяжкий грех против основного
долга.
Если от современного общества мы перейдем к его историческим предшественникам, т. е. к греко-
латинским общинам, то там мы найдем также законодательство, касающееся самоубийства; но оно исходило
совсем из другого принципа. Самоубийство рассматривалось как незаконное лишь в том случае, когда оно не
было разрешено государством. Так, в Афинах человеку, покончившему с собой (ибо он совершил проступок
перед общиной), отказывали в почестях обычного погребения; кроме того, у трупа отрезали руку и погребали
ее отдельно. То же самое с незначительными изменениями проделывалось в Фивах и на Кипре. В Спарте закон
применялся настолько строго, что наказанию подвергли Аристодема за то, что он стремился найти и нашел
смерть в Платейской битве. Но эти наказания применялись лишь в том случае, когда индивидуум, убивая себя, не спрашивал предварительно разрешения у соответствующей власти. В Афинах, если перед самоубийством
испрашивалось у Сената разрешение со ссылкой на причины, сделавшие для самоубийцы жизнь невыносимой, и если просьба встречала удовлетворение, самоубийство рассматривалось как законный акт. Либаний передает
нам некоторые правила, применявшиеся в этом случае; он не сообщает, к какой эпохе они относятся, но они
действительно имели силу в Афинах; он отзывается об этих законах с очень большой похвалой и утверждает, что они приводили к хорошим результатам. Законы эти формулировались так: «Пусть тот, кто не хочет
больше жить, изложит свои основания Сенату и, получивши разрешение, покидает жизнь. Если жизнь тебе
претит— умирай; если ты обижен судьбой — пей цикуту. Если ты сломлен горем — оставляй жизнь. Пусть
несчастный расскажет про свои горести, пусть власти дадут ему лекарство, и его беде наступит конец».
Подобный же закон мы находим на Хиосе. Он был перенесен в Марсель греческими колонистами,
основавшими этот город. У властей был запас яда, из которого они снабжали необходимыми количествами
всех тех, кто после предъявления Совету Шестисот причин, толкающих их на самоубийство, получал его
разрешение. У нас гораздо меньше сведений относительно постановлений древнего римского права: отрывки
законов Двенадцати Таблиц, дошедших до нас, не упоминают о самоубийстве. Но так как эти законы были под
сильным влиянием греческого законодательства, то весьма возможно, что и в них содержались аналогичные
постановления. Во всяком случае Сервий в своем комментарии к «Энеиде» сообщает нам, что, согласно
жреческим книгам, покончивший жизнь повешением лишается погребения. Статуты одного религиозного
www.koob.ru
братства в Ланувие требовали такого же наказания. По словам летописца Кассия Термина, цитированным
Сервием, Тарквиний Гордый якобы приказал для борьбы с эпидемией самоубийств распинать трупы
самоубийц и оставлять их на растерзание диким зверям и птицам. Обычая не хоронить самоубийц, по-видимо-
му, держались крепко, по крайней мере в принципе, ибо в «Дигестах» читаем: Non solent autem lugeri suspendiosi пес qui manus sibi intulerunt, поп tacdio vitae, sed mala conseientia*.
Но, по свидетельству одного текста из Квинтилиана, и в Риме до довольно поздней эпохи существовали
установления, аналогичные тем, которые мы только что видели в Греции, и предназначенные для смягчения
строгости предшествовавших им узаконений. Гражданин, решивший прибегнуть к самоубийству, должен был
представить доводы о необходимости этого шага Сенату, постановлявшему, заслуживают ли эти доводы
внимания, и определявшему даже способ самоубийства. Что подобного рода практика действительно
существовала в Риме,— на это указывают некоторые пережитки, уцелевшие до императорской эпохи в армии.
Солдат, покушавшийся на самоубийство с целью таким образом избавиться от службы, предавался смертной
казни; но если он мог доказать, что действовал под влиянием какой-либо уважительной причины, его просто
исключали из армии. Если, наконец, его поступок был обставлен упреками совести по поводу какого-нибудь
дисциплинарного прегрешения, его завещание признавалось не имеющим никакого значения, а имущество
отбиралось в казну. Впрочем, нет никакого сомнения в том, что в Риме в моральной и юридической оценке
самоубийства все время преобладающую роль играло рассмотрение мотивов, повлекших за собой этот акт.
Отсюда возникло и правило: Et merito, si sine causa sibi manus intulit, puniendus est: qui enim sibi поп pepereit, multo minus aliis parcel**.
* He следует также погребать повесившихся и наложивших на себя руки не вследствие невыносимости жизни, но вследствие злой воли.
** И если без уважительной причины наложил на себя руку, должен понести заслуженное наказание: ибо кто не пощадил себя, еще менее
будет щадить других.
Общественное сознание, в целом и общем относясь отрицательно к самоубийству, сохраняло за собой право