Самоучитель начинающего адвоката

Судью, с которым мне пришлось работать по делу С. на протяжении 2012 года, я буду всегда вспоминать с большим уважением хотя бы за то, что он перед процессом нашел время досконально изучить многотомное дело (более полутора тысяч страниц), вдумывался в каждое заявленное защитой ходатайство, не допускал грубого и надменного обращения с подсудимыми, интеллигентно давал понять обвинителю, что главный в процессе – это он, а не прокурор. Располагало в этом человеке и необычайное чувство юмора, и простота общения. И, несмотря на то что судья не принял абсолютно все доводы защиты, его присутствие помогло вскрыть многочисленные грубейшие нарушения закона, допущенные оперативником и следователем. Дел с таким количеством нарушений, пожалуй, не было не только в моей практике, но и в практике прокурора и судьи, из уст которого однажды в процессе вырвалась фраза: «Дурдом на колесиках!»

Наркомания в России на протяжении длительного времени имеет тенденцию к распространению в размерах, угрожающих ее национальной безопасности. По утверждениям прессы, в стране около трех миллионов наркоманов. С каждым годом их становится еще больше. Причем идет качественное изменение наркотизации в сторону сильнодействующих синтетических средств. Как правило, по делам о незаконном обороте наркотиков в моей практике на скамье подсудимых оказывались рядовые наркоманы и распространители этого зла, а организаторы незаконного бизнеса оставались в тени. При этом значительная часть этих дел правоохранительными органами «раскрывалась» не совсем законно с использованием уже описанных мной в этой книге методов провокационной деятельности.

Супруги С. обвинялись в совершении покушения на незаконный сбыт наркотических средств (маковой соломы) организованной группой за период с 4 августа 2010 года по 15 февраля 2011 года – всего семь эпизодов (п. а ч. 3 ст. 228.1 УК РФ). Дело далеко не рядовое, тем более для районного суда, ведь максимальное наказание, предусмотренное законом за это особо тяжкое преступление – 20 лет лишения свободы.

Подсудимые даже близко не напоминали семью наркоманов: оба работали, имели на иждивении двух несовершеннолетних детей, в квартире у них было скромно, опрятно и чисто. Свою тягу к наркотикам С. объяснял весьма необычным образом – они служили своеобразным допингом, поднимающим тонус и повышающим работоспособность. За время общения с С. в период процесса не только мы, адвокаты, но и судья, а местами и прокурор, настолько привыкли к его сленгу (а наркоманы пользуются особым жаргоном), что, сами того не замечая, общались на нем, задавали вопросы подсудимым, свидетелям. Со временем уже никто из присутствующих не нуждался в разъяснениях, в чем разница между «понтовым» и «беспонтовым» наркотиком, что такое «фуфел», кто такой «барыга» и что означает взять «баян» и «вмазаться» – это то же самое, что «раскумариться».

В ходе судебного разбирательства мой подзащитный С. не оспаривал того факта, что он употреблял наркотики и именно с этой целью неоднократно в свободное от работы время ездил в Москву для покупки неочищенных маковых семян. Сбыт наркотиков он и его супруга категорически отрицали. Но на момент принятия поручения на ведение дела С. выяснилось, что оба обвиняемых в ходе следствия неоднократно признавали вину, даже заключили соглашение со следствием о сотрудничестве. Как они пояснили, сделали это под психологическим давлением. Кроме того, в подтверждение вины обвинение ссылалось на показания многочисленных свидетелей-наркоманов, участвовавших в контрольных закупках наркотиков у С-х., а также свидетелей-понятых, присутствовавших при проведении этих мероприятий, аудиозаписи переговоров. Несмотря на то что при первом прочтении обвинительного заключения доказательства обвинения были налицо, меня это не смутило. По своему опыту я понимал, что дело может принять неожиданный оборот, независимо от признательных показаний на следствии.

В ходе судебного разбирательства документально подтвердились доводы С. о том, что допросы на следствии, в которых он признавал вину, реально с ним не производились. В то время С. отбывал срок, и проверить факт посещения его следователем не составило труда. Ни следователя, ни защитника во время так называемых допросов не было. Повторные допросы составлялись обычным копированием текста и даже воспроизводили ранее допущенные орфографические ошибки.

Фактически по данному делу имела место провокация преступления, поскольку достоверно не был установлен умысел С. на сбыт наркотиков: он их никому не предлагал. Тот факт, что у лиц, производивших «закупки», впоследствии были изъяты наркотики, якобы принадлежавшие С., вызывал большие сомнения, поскольку во всех оперативных мероприятиях участвовали наркозависимые лица, которые своим сотрудничеством могли отрабатывать либо «дозу», либо свою свободу.

О незаинтересованности понятых вообще говорить не приходилось: они участвовали на протяжении ряда мероприятий в неизменном составе.