Самоучитель начинающего адвоката

К. – ранее не судимый студент медицинского колледжа совместно с несовершеннолетним учащимся и своим другом Ц. обвинялся в совершении группового грабежа (ст. 161 ч. 2 п. а, в УК РФ) и кражи (ст. 158 ч. 1 УК РФ) имущества своей квартирной хозяйки Л. В числе похищенного значилось: две подушки, два одеяла, две наволочки, две кастрюли на общую сумму 1950 рублей. После этого оба молодых человека, по версии следствия, пришли к Л. якобы для того, чтобы отдать деньги за проживание, и открыто похитили из холодильника продукты питания: две тушки курицы, четыре банки сгущенки, три коробки шоколадных конфет на сумму 510 рублей. А кроме того, отдельным эпизодом Ц. было вменено хищение из квартиры той же потерпевшей 8000 рублей. Обвинение К. строилось исключительно на показаниях потерпевшей и соседей по дому, которым о хищении было известно с ее слов.

Когда ко мне обратились родственники К., он уже написал явку с повинной и находился под арестом в СИЗО. Поэтому вероятность осуждения его к лишению свободы для меня представлялась вполне реальной. К. пояснил, что явку дал вынужденно, никакого имущества у потерпевшей не похищал, с ее согласия забрал лишь подушку и одеяло. Съехать решили из-за того, что потерпевшая вела себя неадекватно: постоянно заявляла о пропаже вещей, могла мыть руки в сваренном им супе, оставляла в чашках квартирантов свой зубной протез. К тому же в последнюю ночь у К. пропала золотая печатка, шарф и часы – на это он пожаловался своим друзьям. Ц. вину признал частично и то лишь по эпизоду о краже денег, но в меньшей сумме, чем ему было вменено. В ходе следствия вину признал и в части грабежа продуктов питания по совету адвоката, который уверил, что за это подзащитному «ничего не будет».

Судебное разбирательство показало, что, скорее всего, К. говорил правду. Потерпевшая была явно психически больным человеком, не могла объяснить, сколько ей лет, где находится суд, неоднократно в ходе допроса повторяла, что работала дояркой, имеет награды, а на мой вопрос о том, читала ли она протоколы следственных действий, отвечала: «Читала не читала, я неграмотная». Вместо требований о возмещении ущерба, она заявила иск о взыскании якобы неоплаченной квартплаты в размере 15 000 рублей. В показаниях потерпевшей можно было усмотреть навязчивые болезненные идеи ограбления, причем противоречия в них объяснить суду она не смогла.

Так, в протоколе устного заявления от 9 февраля 2006 года потерпевшая заявила о пропаже 5 простыней, 3 пододеяльников, а в протоколе дополнительного допроса указала, что простыни не пропадали, а пододеяльников похищено не 3, а 2 штуки. В ходе судебного заседания потерпевшая первоначально заявила о том, что «простыни утащили ребята», а затем вновь отрицала факт пропажи простыней. Также потерпевшая в ходе предварительного расследования по делу поясняла, что у нее неоднократно в 2005 году К. похищал деньги и он ей в этом признавался, а в ходе дополнительного допроса Л. пояснила, что не помнит, признавался ли К. в краже денег или нет, помнит, что он данный факт отрицал. В ходе судебного разбирательства потерпевшая также пояснила, что украденные в феврале 2006 года куры были съедены в 2005 году, перед поездкой к дочери в начале 2006 года просила К. купить на дорогу курицу. Одновременно с этим потерпевшая пояснила, что тушки кур протухли, так как вместе со сгущенным молоком и конфетами были привезены дочерью в августе 2005 года, похищенные постельные принадлежности, за исключением одного одеяла, достались потерпевшей от матери, умершей около 25 лет назад, а в ходе предварительного расследования потерпевшая поясняла, что данные вещи куплены около двух лет тому назад.

Мои попытки проверить психическое состояние потерпевшей ни к чему не привели, так как, согласно ответу поликлиники, она с жалобами на здоровье не обращалась, в удовлетворении ходатайства о назначении психиатрической экспертизы судом было отказано. Независимая оценка, проведенная по моей инициативе, пришла к выводу о том, что стоимость продуктов питания равна 64 рублям, что существенно снижало тяжесть положения моего подзащитного. Вместе с тем судья – человек достаточно жесткий и непредсказуемый – попытался оказать на меня давление. Вызвав к себе в кабинет, он дал понять, что моя активность может плохо кончиться для подзащитного. Поэтому мы с подзащитным решили возместить «ущерб», но вину до последнего не признали. В итоге суд по двум статьям вынес небывало мягкий приговор – один год условно, который впоследствии никем не обжаловался.

Второе дело

Дело, о котором я хотел бы рассказать, также могло бы окончиться оправдательным приговором. Несмотря на то что этого не случилось, я до сих пор вспоминаю волнующий момент оглашения определения облсуда, которым М. был освобожден из-под стражи. Это первый случай моей удачи в кассационной инстанции. Комок в горле от неожиданной развязки, слезы радости родственников, добившихся правосудия, – один из редких и дорогих моментов в моей профессиональной деятельности, который заряжает энергией.