Самоучитель танцев для лунатиков

Что же они увидели в тот день? Что такого произошло с машиной Акила, отчего ее отец застыл как вкопанный, а мама отвернулась, пошла по дороге, потом осторожно встала на колени и зажмурилась? Неужели в тот момент они навсегда потеряли друг друга и закончился долгий путь, начавшийся с последней поездки отца в Салем? Или они теряли связь друг с другом постепенно, с каждым днем все сильнее ощущая тяжесть ноши, что легла на их плечи? Ничего этого Амина не знала и никогда не узнает, но на протяжении многих дней, закрывая глаза, всякий раз она видела своих родителей за мгновение до того, как они посмотрели вниз, верхушки вечнозеленых деревьев, колыхавшиеся подобно волнам, и небо Нью-Мексико, пустое и белое, словно вечность.

Книга 8 Тайный парк

Альбукерке, 1998 год

Глава 1

Вывести Камалу из сада и уложить в постель оказалось непросто. Во-первых, она была в шоке, обнаружив куртку Акила на грядке среди овощей. Во-вторых – в грязи. Она покрывала Камалу целиком – полоски грязи присохли ко лбу, под ногтями была грязь, комья грязи падали с сари, когда мать, словно зомби, брела за Аминой к дому. Ей не оставалось ничего, кроме как снять с матери нижнюю юбку, блузку и поставить под душ, пока Томас искал в аптечке валиум. Вытертая и сонная, Камала упала на постель, не произнеся ни слова, а когда Амина спросила, все ли в порядке, молча отвернулась к стене. Амина опустила жалюзи и вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.

В коридоре ее ждал Томас.

– Ну как? – спросил он, нервно поигрывая пальцами.

Амина прижала палец к губам и сделала ему знак идти на кухню. Отец сел за стойку, она обошла ее и села напротив, радуясь, что между ними есть эта белая разделительная полоса.

– Как она? – снова спросил Томас.

– Устала.

– Хорошо. Знаешь, – помолчав, добавил отец, – твоя мать – очень сильная женщина.

– Это ты положил туда его куртку? – спросила Амина, и Томас коротко кивнул. – Зачем?

– Я извинился перед твоей матерью. Теперь прошу прощения у тебя. Это было совершенно неуместно.

– Но я понять не могу, зачем ты это сделал! – повысила голос Амина и заметила, что ее трясет.

Она попыталась унять дрожь. Что за бред, как можно настолько расстроиться, настолько выйти из себя из-за какой-то несчастной куртки! Скрестив руки на груди, она постаралась успокоиться.

– Перестань, – успокаивающим тоном сказал Томас. – Не надо делать из мухи слона. Я плохо спал. Последнее время слишком много работаю, надо, наверное, немного притормозить…

Амина посмотрела на отца, на торчащие из переднего кармана комбинезона очки, и на секунду ей показалось, что он не только говорит правду, но и поступает очень правильно: с таким настроем идут по новенькому тротуару, сияют улыбкой из рекламы зубной пасты или читают гороскоп, в который очень сильно хочется верить.

– Возьми стакан воды и медленно выпей, – продолжал отец.

– Что произошло c Дерриком Хенсоном? – неожиданно спросила она.

Отец тут же изменился в лице – сначала удивился, а потом странно поджал губы. Взгляд стал жестким, и Амина почувствовала, как горячая волна захлестнула ее.

– Это не должно тебя волновать, – сухо ответил он.

– Если с тобой что-то не так, то я должна об этом знать. Должна помочь тебе.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Значит, надо отвести тебя к нужному врачу.

– Черт побери, Амина, с медицинской точки зрения со мной все в порядке! – внезапно заорал Томас.

– Н-н-но откуда ты знаешь? – заикаясь, спросила Амина, прислушиваясь к гулкому уханью сердца в груди.

– Оттуда!

– А ты с кем-нибудь говорил после этого? Обследование проходил? Лекарства принимаешь? Доктор Джордж сказал, что пытался…

– Ты говорила об этом с Аньяном?!

– Я… Ну… Да. Но…

– Ты говорила об этом с моим коллегой?!

– Да, я подумала…

– Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! – побледнев, воскликнул Томас. – Хотя о чем я – конечно нет! Зачем вам с матерью вообще о чем-то думать, если можно просто заламывать руки и сваливать всю вину на меня? Вам самим-то не надоело?

У Амины на глаза выступили слезы. Ее явно унизили как женщину – именно такого унижения любой ценой пытаются избежать все дочери, у которых близкие отношения с отцами, как будто признаться в своей уязвимости – то же самое, что ходить с пятном на юбке.

– Перестань! – Отец вытащил две салфетки из стоящей на стойке коробки и швырнул ей.

Амина тяжело дышала, прикрывая рот салфеткой и чувствуя, как голову стальным обручем сжимает боль, а на лбу, словно конденсат, выступают капли пота. Она высморкалась, но это не помогло.

– Думаю, тебе пора возвращаться в Сиэтл, – продолжал отец.

– Подумай о своих пациентах, – неожиданно жестко произнесла Амина, смяв мокрую от слез салфетку в шарик.

Ее слова прозвучали как удар хлыста. Воцарившееся молчание показалось ей бесконечным, словно длинный коридор, в конце которого маячило лицо пораженного Томаса. Амина положила смятую салфетку на стойку.