Самозванец

Потерпев неудачу в попытке нанести удар с востока, Годунов стягивает отряды и полки на главном направлении, через Калугу к Брянску.

Это не просто служилые полки. Видя приближение решающего часа, Борис объявляет, как мы бы сказали, мобилизацию. По царскому указу с каждых двухсот четвертей обрабатываемой земли должен быть призван ратник с конем, доспехами и запасом.

Много написано о растерянности Годунова, о его непростительной медлительности, однако в течение шести недель царю удается собрать в Брянске пятидесятитысячное войско. Это немало, если учесть, что у Дмитрия под Новгородом-Северским не больше пятнадцати. Во главе Борисовых ратей поставлен князь Федор Мстиславский, которому негласно обещана «высшая награда»— царская дочь Ксения.

Но будущий жених не очень решителен и расторопен. Собирая подкрепления, он медленно продвигается на юг. Когда наконец Мстиславский миновал Трубчевск, Дмитрий оставил новгородский лагерь и выступил ему навстречу.

Восемнадцатого декабря на берегах Десны встретились передовые отряды. В сухом морозном воздухе гулко прозвучали первые выстрелы. Определились позиции сторон, но два дня еще продолжалось затишье. Скорее всего Дмитрий ждал, что царское войско повернет оружие против бояр, а те надеялись, что, оказавшись в малочисленности и невыгодном положении между Мстиславским с фронта и Басмановым в тылу, в Новгороде-Северском, самозванец уступит без боя и принесет им бескровную победу.

Но Мстиславский плохо знал Дмитрия, витязя ловкого, искусного владеть мечом и конем, военачальника бодрого и бесстрашного, как вынужден признать даже Карамзин, так много клеймивший «вора». «Лжедмитрий был всегда впереди, презирал опасность и взором спокойным искал, казалось, не врагов, а друзей в России».

В тот день друзей он не нашел, к нему перебежало лишь трое детей боярских…

Нужно было сражаться, и он больше не колеблется.

Двадцать первое декабря 1604 года.

Отряды Дмитрия, выстроившиеся и готовые к битве, видят бодрого и бесстрашного военачальника.

Вот он останавливается перед рядами, поднимает руку.

Тишина.

На лице Дмитрия нет обычной угрюмости, голос звучит уверенно и громко:

«Любезные и верные сподвижники!

Настал час, в который господь решит мой спор (прю) с Борисом!

Будем спокойны, ибо всевышний правосуден. Он чудесно спас меня, чтобы казнить злодея…

Не бойтесь многочисленности врагов. Побеждают мужеством и добродетелью, а не числом, как то свидетельствует история…

Мне будет царство, а вам слава, лучшая награда добродетели в здешней краткой жизни…»

Итак, жизнь кратка, а всевышний правосуден. Чего же ждать? Вперед!

— Да здравствует царь Дмитрий!

— Виват!

Польская конница первой врезалась в правое крыло московской рати. При абсолютном численном преимуществе противника фланговый удар был, видимо, наиболее верным решением.

И действительно, кавалерия выигрывает жаркую схватку, неповоротливые Борисовы призывники побежали, опрокидывая центр. В этот момент Мстиславский, кажется, вспоминает, что он воин и военачальник и даже почти жених царской дочери. Мечом в самой гуще битвы он бьет врагов, отбиваясь от натиска, и своих, чтобы остановить бегство.

Но один все-таки в поле не воин, если пятьдесят тысяч вокруг него охвачены паникой. Потом они придумают, что кони испугались поляков, одетых в вывернутые медвежьи шубы. На князя обрушиваются удары сабель, он ранен в голову, весь в крови, падает с коня. Стрельцам с трудом удается вынести командующего из битвы…

А сама битва?

Вот-вот и она будет выиграна. Смяты уже и фланг, и вражеский центр, но… На пути атакующих встает железная стена. В прямом и переносном смысле…

Принимая этих людей на службу, Борис надеялся на них и щедро одаривал деньгами и прочими милостями. Ведя войну с пьянством, не жалел для них бочонков с вином — серебряных, с дорогим вином! — из царских погребов, называл «милые моему сердцу немцы!»

И милые сердцу ландскнехты не подвели.

Закованные в железо, железной выучки и духа семьсот воинов встречают конную лаву прицельным огнем…

Загремели вдруг выстрелы и позади атакующих. Это осажденный Басманов бесстрашно вышел из крепости, чтобы, разгромив оставленный лагерь, ударить Дмитрию в тыл. Однако, убедившись, что рати Мстиславского повсюду отступают под прикрытием немецкого огня, Басманов со своим маленьким отрядом был вынужден вернуться в Новгород.

Битва затихла.

Поле боя осталось за Дмитрием.

Четыре тысячи русских трупов лежали на берегах Десны.

Говорят, что Дмитрий плакал, объезжая это поле…

На другой день на помощь самозванцу прибыли четыре тысячи запорожцев, и Борисовы воеводы отошли окончательно, к Стародубу.

Однако и Дмитрию пришлось отступить. Немцы вырвали у него полную победу, а полупобеда и кровопролитная битва напугали польских союзников. Мнишек, выбранный ими гетманом еще в начале похода, вдруг решил возвращаться в Польшу под предлогом близкого сейма.

«Рыцарство» грубо потребовало денег за проявленную храбрость и пролитую кровь.

Кто-то даже нагло крикнул Дмитрию:

— Дай бог, чтоб посадили тебя на кол!

Оскорбитель получил от царевича по зубам, но почти все поляки ушли.