– Кол, все всегда происходит по одному и тому же сценарию. Новостные каналы у меня на родине полагают, будто могут рассказывать обо всем, но это длится ровно до тех пор, пока он их не закрывает. Выборный совет управляет городом до тех пор, пока у него не забирают власть. Союзники думают, что смогут его сдержать, если он зайдет слишком далеко. Но ему удается всех поразить.
– Таково положение дел в Шриве. – Кол снова поворачивается лицом к дому. – Но такого за последние триста лет никто не совершал!
Верно. Со времен ржавников никто не бомбил населенный пункт. Одна правящая семья никогда в открытую не нападала на другую.
– Самое невероятное во всем этом – то, что он оказывается лучшим, Кол.
– Моя мать, – произносит он и затихает.
– Изначально нападение было осуществлено в руинах. – Я говорю так, словно пытаюсь убедить саму себя. – Она наверняка отправилась туда.
– Возможно. Но Абуэла не стала бы покидать дом.
– Кол, мы еще точно ничего не знаем.
Он поворачивается ко мне и с неожиданной мольбой в голосе произносит:
– Но ты ведь тоже там была! Зачем ему рисковать твоей жизнью?
– Чтобы показать, что он может.
Кол округляет глаза. Он не способен понять всего сразу. У меня самой ушло шестнадцать лет на осознание того, как устроен мозг отца.
Но я попытаюсь ему все объяснить:
– Он хотел показать всему миру, что, несмотря ни на какие козыри, никто не может его одолеть. Доказать всем, что он способен бросить меня, для него так же важно, как и захватить руины.
Пока я говорю, у меня сдавливает грудь. Стелющийся по округе дым доползает и до нас.
– Теперь все города станут еще больше бояться его. Они будут знать: нет такого оружия, которым он не сможет воспользоваться. Нет человека, которому он не способен навредить.
На изумленном лице Кола что-то меняется.
– Мой младший брат – мы должны его предупредить!
Я оглядываюсь на горящий город. Клубящиеся столбы дыма изгибаются под порывами ветра и уплывают к горам. Кажется, будто с неба обрушилось множество огромных черных наковален.
– Он уже знает, Кол. Об этом сообщат по всем новостям.
– Но Тео нужно знать, что он в опасности. И что я все еще жив!
Кола пробивает крупная дрожь, поэтому я беру его за руки.
– Он же сейчас в интернате, верно? Сколько еще влиятельных семей отправили туда своих детей?
– Не знаю. Около сотни?
Я крепче стискиваю его ладони.
– Мой отец не станет штурмовать подобное заведение. Ему нужны разобщенные города. А ничто так не сплотит их, как гибель собственных детей.
– Значит, грань все же есть, – успокаивается Кол.
– Он не позволит, чтобы весь мир разом ополчился против него, – произношу я хриплым от дыма голосом.
Молчание. Кол пристально смотрит на меня.
– Как ты можешь так рассуждать? Как ты вообще способна его понимать?
Ответа у меня нет. Но в голове продолжают крутиться мысли.
По мнению всех остальных, мой отец пожертвовал своей единственной дочерью. Даже если я никогда не вернусь домой, у него остается Рафи. Спустя пару дней он может явить ее миру. Сочинить какую-нибудь сказку о ее дерзком побеге. Еще один способ доказать, что он выигрывает всегда.
А все случившееся – не что иное, как ужасный фокус: охваченный огнем город, гибель Палафоксов и внезапно вернувшаяся дочь.
Только для начала ему нужно убедиться, все ли со мной в порядке. Если вдруг объявятся две одинаковые дочери, история его победы рухнет.
И вот тогда я осознаю: толика власти над отцом у меня все же имеется.
Ему неизвестно, что я жива. И эту деталь как-то можно использовать. Но лишь спрятавшись, а не вернувшись домой.
Нас постепенно окутывает густой дым. Кружит пепел.
– Нам нужно уходить, – говорю я.
Кол всматривается в непроглядную тьму.
– Куда?
Я качаю головой. Не знаю, но точно не к руинам. Не будет ему ни моего чудесного спасения армией, ни триумфального возвращения домой выдающейся дочери-воина.
Теперь меня ничто не держит.
Поверь мне
– Ты кое-что сказала, – произносит Кол. – Прямо перед тем, как ракеты обрушились на мой дом.
Я отрываю взгляд от костра. Точнее, от того, что нам удалось соорудить из кучки мокрых листьев и веток, которые мы к тому же разжигали целую вечность. Ночь выдалась холодной, а мы до сих пор не высохли, хотя дождь уже закончился. За целый час ни один из нас не проронил ни слова.
– Я не помню. – В моей памяти перед бомбежкой запечатлелся лишь наш поцелуй. В тот миг между нами зародилось чувство, но отцовская жестокость с корнем вырвала его.
Меня пронзает взгляд Кола, чрезвычайно острый в отблесках огня. На его покрытом сажей лице виднеются дорожки от слез.
– Ты сказала: «В руинах меня подберут». У тебя уже был разработанный твоим отцом план побега.
Я судорожно вздыхаю, а после киваю.
– А все эти вещи. – Кол указывает рукой на то, что осталось от моего спасательного снаряжения: растопка для костра, пластиковые мешки для сбора дождевых капель с влажных деревьев. – Ты всегда собираешь сумку на случай побега?
– Если я заложница, то да.