Самозванка. Кромешник

— Не к нему, — подтвердил Упырь, намётанным взглядом окидывая владение. Положительно, строили его, даже сочиняли, не без смекалки. Кажущаяся приветливая беззащитность на деле оборачивалась тяжкими, железом окованными последствиями, кои Фладэрик очень одобрял.

— Надолго к нам?

— Проездом, — скупо обронил Упырь.

Стэван, хмурясь пуще прежнего, воровато глянул по сторонам, проворно ухватил гостя за плечо и, придвинувшись чуть не нос к носу, зашипел:

— Стало быть, от Поста в Розу? Значит, слыхал?! Про Прихоть…

— Слышал, — Адалин не спешил ни отпираться, ни отстранять напирающего богатыря.

Дюжий Милэдон, вовсю напрягая плечи вслед за извилинами, продолжал цедить сквозь плотно стиснутые зубы:

— А про Тэрглоффа? Про предписание высочайшее, про то, что в Замок брата трижды дёргали, да обратно… на телеге привозили?

Фладэрик, не моргнув, продолжал равнодушно смотреть в опасно сузившиеся, побелевшие зенки. Хотя внутри поганенько ёкнуло. Ведь стоило предположить.

— Что за шашни у вас там были, не спрашиваю. Да только, если ты такой друг ему закадычный, будь добр… — загадочно не окончив фразы, подданный скривился. Находись они снаружи, вампир сплюнул бы. И не факт, что не на сапоги Упырю.

Адалин ожидал чего-то подобного. Не ожидал он, что Стэван, отшвырнув кнут, вцепится в его руки мертвой хваткой:

— Фладэрик! Князь весть, что дальше будет, но спаси моего брата! Ты же можешь! Заступись перед королевой! Не виноват он ни в чём. Честью рода клянусь! Может, чё и сболтнул по пьяни… так ведь… Фладэрик! Не губи! Что хочешь отдам! Генрич на всё согласится. Любой откуп, Адалин! Землю, доход, что хочешь!

— Что ты несёшь? — раздельно выдохнул тот, всё же несколько отстраняясь. Уж больно скверно воссияли глаза у третьего Милэдона.

— Прошу! Отступись! — Захват крепчал, зенки полыхали.

Упырь медленно выдохнул, усилием воли успокаиваясь:

— Стэван, — позвал он возможно непринуждённее. — Что. Ты. Выдумал!

— Выдумал? — готовясь метать молнии из глаз, а то и дым пускать ушами, задохнулся подданный. — Хочешь сказать, ты не при чём?

— А ты хочешь сказать, я Тэрглоффу прислуживаю? — разозлился Адалин. — Рехнулся?

— Сейран всякое болтал, когда приезжал сюда… — застонал Милэдон, отпустив-таки едва не поломанные в приступе братской любви конечности. — Вечно, как выпьет, начинал… Отец его и так, и эдак, а он всё своё! Про Королеву, про Канцлера… про тебя… Фладэрик! Отступись! Скажи королеве, не было ничего…

— Дурак! — рявкнул Упырь, надменно вскинув вмиг разболевшуюся голову. — Ты что, богатырь холерный, думаешь, это я на него донёс? Тэрглоффу? Королеве?

— Так… — несколько опешил белобрысый. — Ты же…

— Я его друг, дубина! И Тэрглоффа на шибеницу с куда большим удовольствием препровожу… вместе с Её Величеством!

Стэван отшатнулся, изумлённо распахнул рот, да так и замер.

— А ты думал, — зло расхохотался Адалин, — что за «шашни» мы с твоим братишкой обсуждали? — И, слегка понизив тон, прибавил: — А коли ты на всё готов, спишь и видишь, как кровь родную от катов да Башен Северных уберечь, сделай милость, рук мне больше не ломай. И разговор этот, по возможности, забудь. Глупость я сделал, приехав. Не думал, что всё настолько скверно. Но да ничего не попишешь. Придётся тебе меня принимать, притворяться радушным хозяином. И не орать. По возможности.

— Фладэрик, — проморгавшись, охнул начавший соображать вампир. — Да я, если поможешь… Мы всё сделаем! Прости, что… что тебя заподозрил! Но ты же… Как же, говорят, ты…

«Тварь Её Величества». Третий Милэдон не рискнул закончить мысль, но это и не требовалось. Адалин прекрасно знал, какие слухи невозбранно бродят по долине.

— И правда, — мрачно кивнул Упырь. — Говорят. Я виноват, Стэван. Мне жаль, что так вышло. Я постараюсь всё исправить. Хотя бы с твоим братом.

Глава 2. Сейран

Сейран обретался ныне в отдельной пристройке, напоминавшей башню и с основным зданием соединявшейся посредством крытого перехода, учинённого на уровне полутора саженей над землей. Оценив оборонительный потенциал убежища, Фладэрик насмешливо прищёлкнул языком и выразительно зыркнул на родственничка, уныло бредущего подле с факелом. Стэван, подсвечивая больше себе в глаза, чем на дорогу, странно пожал могучими плечами, оправдать закономерный выбор и не пытаясь. Поскольку, в силу общего здравомыслия и житейской сметки, полагал предприятие заранее провальным.

Упырь успел оценить по достоинству как предивной жути портреты праотцов в массивных рамах, щеголявшие записной мрачностью, а то и откровенным косоглазием, так и стратегическое расположение раритетных ковров-гобеленов, утеплявших стены да гостей дезориентировавших, потому как порой лишь подразумевали эти самые стены, разграничивая пространство. И это было странно, поскольку в остальном планировка выглядела современно.