Самозванка

Жар отступил, исчез, оставив вместо себя мокрую от пота подушку. День, два, три или неделю? Сколько она пролежала, то свернувшись в клубок под пуховым одеялом, то разметавшись в бреду, сухими горячими губами шепча далекое, любимое имя? Сколько?

Она не помнила.

Яркими вспышками возникают видения. Вот Агашка с круглыми от испуга глазами ложечкой вливает ей в рот горький травяной настой. Молодой граф с озабоченным лицом осторожно гладит ее по голове, что-то говорит… непонятно, слов не разобрать. В глазах туман, уши забиты ватой. А этого господина она не знает. Доброжелательный взгляд за блеском пенсне, мягкие, но сильные пальцы, порошки и пилюли, от которых рот заполняется тягучей слюной. Хочется сплюнуть, но непослушен язык и саднит охрипшее горло.

– Очнулась? – Черномазая физиономия скалилась в радостной улыбке. – Побегу барину доложусь, он седня уже трижды справлялся.

Юлька, откинув одеяло, села на кровати. Заметив на маленьком столике – у изголовья – небольшую крынку, жадно приложилась к ней; тоненькая струйка теплого парного молока ласковой змейкой скользнула по груди. Желудок предательски заурчал.

– Изголодалась? – Дверь, скрипнув, открылась без стука. На пороге стоял молодой Шереметев. – Сейчас покормят тебя.

Из-за его спины вынырнула Агашка с деревянным подносом в руках. Юлька бросила голодный взгляд – не удержалась. Тарелка куриного бульона, пышный ломоть свежеиспеченного хлеба… блаженство!

– Ладно, ты поешь спокойно, не буду мешать. – Граф мягко улыбнулся. Уже уходя, обернулся: – Сил набирайся… А вот после и поговорим!

Юлька поперхнулась. Не забыл, значит. Придется изворачиваться. Что б ему такого наплести?

Плести ничего не пришлось – после полудня в имение прискакал Федор Козловский, личный курьер императрицы. Заядлый театрал, поэт и ее напарник по висту. Примчался, доставив волнующую весть: государыня милостью своей почтит присутствием очередной прием, устраиваемый старым графом Шереметевым.

Кусково погрузилось в хаос.

Дворовый люд носился очертя голову, из кладовых на свет извлекались окорока, соленья, беспрестанно хлопали двери винных погребов, молодой граф сорвал голос, отдавая приказания. К концу недели обитатели усадьбы напоминали загнанных лошадей. Даже Юльке досталось. Правда, толку от нее было мало, больше путалась под ногами. Но нет худа без добра: и силы восстановились, и Шереметеву было не до нее.

Когда кавалькада из десятка карет въехала в имение, сумасшествие возобновилось с новой силой. Екатерина II вышла из шестиместного экипажа в дорожном костюме славянского покроя, сверкая бриллиантами голубой Андреевской ленты. Хоровод дворовых девок в нарядных сарафанах и кокошниках закружился вокруг, вздымая пыль каблучками. Арапчонок, лихо выскочив из толпы встречающих, устремился к государыне, держа на вытянутых руках расшитое полотенце с пышным караваем.

Далее следовал торжественный обед. Юлька суетилась вместе со всеми, носила блюда с кухни, убирала грязную посуду, переливала в хрустальные графины вино из дубовых бочек… Словом, познавала светскую жизнь с изнанки. Пару раз поймала на себе оценивающий взгляд фаворита. Когда он подмигнул ей, не удержалась – показала язык. Его светлость расхохотался.

По окончании пиршества императрица в окружении свиты направилась в театр. Юльке тоже нашлось место – за кулисами. Вместе со всеми хлопала в ладоши, зачарованно наблюдая за постановкой. Итальянская опера-балет. Недаром театр Шереметева считался лучшим на Руси – на миг ей показалось, что она сидит в ложе Большого театра.

– Юлия, – отвлекла ее от сцены запыхавшаяся Агашка. – Идем со мной, поможешь. Барин шампанского требуют.

Бегом на кухню, шагом в зрительный зал. Тонкие фужеры звенят чуть слышно, запотевшее от льда серебряное ведерко с матово-зеленоватой бутылью оттягивает руки.

– Браво, Николя! – Императрица, лениво обмахиваясь веером, благосклонно взирает на молодого Шереметева. – Божественный спектакль! Постарались на славу. Передайте актерам мое удовольствие.

На двух девушек с тяжелыми золочеными подносами ноль внимания.

– Всенепременно, ваше величество. Я счастлив, что смог служить вам.

– Но почему я не вижу наших русских комедий? Ни в столице, ни у вас, мой юный друг. Сплошь и рядом французы, итальянцы, англичане. Пора создавать свой театр. Не забывайте – идет война. Мой народ должен жить в исконно русском духе. Задумайтесь об этом.

– Непременно, матушка-государыня.

Граф клятвенно прижал руку к сердцу. Заметив Юльку с Агашкой, украдкой поманил их пальцем.

– Вот девки у тебя красавицы. Настоящие русские красавицы. – Императрица, пригубив шампанское, внимательно посмотрела на подружек.

Юлька в ее нынешнем теле хоть и была красавицей, но эллинского – не русского типа. Но спорить она не стала. Не по чину. Лишь задумалась слегка, пытаясь представить себя со стороны. Потому и вздрогнула, когда государыня обратилась к ней с вопросом:

– Как звать?

– Юлия.

– Хорошее имя. Знаешь, что оно означает?

Она знала. Но головой покачала отрицательно.