Сампагита, крест и доллар

Но надо сделать еще одну оговорку. Известно, что этническая карта Филиппин необычайно пестра. Процесс складывания единой нации здесь далек от завершения, хотя тенденция к единству несомненно определилась. Архипелаг, состоящий из 7 тыс. островов, населяют многие национальности, народности и небольшие племена — по некоторым данным, 87 этнических групп, говорящих на 135 языках и диалектах. Жители разных районов страны отличаются друг от друга темпераментом, привычками, нравами. Так, о тагалах (о-в Лусон) скажут: поэтичны, горды, вспыльчивы, склонны к аффектации, расточительны, привязаны к родным местам; об илоканцах (расселившихся по всему архипелагу) — терпеливы, серьезны, бережливы, предприимчивы, подвижны; о висаянцах (центральные острова) — фаталистичны, непредусмотрительны, склонны к удовольствиям, музыкальны; о мусульманах юга — нетерпимы, честолюбивы, авантюристичны. С этими характеристиками можно соглашаться, можно спорить. Несомненно одно: представители разных народов действительно отличаются друг от друга. Но так же несомненно и то, что общее этническое происхождение, общая история (особенно в последние четыреста лет), общее культурное наследие позволяют рассматривать их как единое целое.

Однако книга — результат изучения не всех и даже не главных народностей Филиппин, а прежде всего тагалов, причем описываются преимущественно те их черты, которые (как о том свидетельствуют личные наблюдения и специальная литература) обнаруживаются и у других крупных народностей архипелага. Такая приверженность к тагалам имеет свои объективные и субъективные причины.

Объективные заключаются в следующем: исторически сложилось так, что именно тагалы (четвертая часть населения страны) в своем развитии ушли значительно дальше других. Тагальская буржуазия и тагальские помещики — самая активная часть правящего класса, тагальский пролетариат наиболее организован. Тагальский язык признан основой общенационального языка, им владеют свыше половины жителей архипелага, и в этом отношении у него нет соперников. Ведущая роль тагалов в немалой степени объясняется и тем, что столица страны расположена в районе их исконного расселения. (Как любил говорить один из профессоров Филиппинского университета, «куда идет Манила, туда идет страна».)

Субъективные причины состоят в том, что в течение длительного времени я непосредственно, без переводчика, общался только с тагалами. В 1970–1971 гг. я стажировался в Филиппинском государственном университете и жил в филиппинской семье, при этом старался следовать их обычаям, ел то, что они едят, и так же, как они.

Стажировка в университете требовала почти постоянного пребывания в Маниле, а потому наблюдения главным образом касаются манилёньос, манильцев. Вообще все сказанное в книге относится в первую очередь к горожанам. Но последние во многом сохраняют те же привычки и обычаи, что и их соотечественники в дерев-. не. Это тоже подтверждено личными наблюдениями во время поездок в провинцию на рождественские и пасхальные каникулы и вообще при всяком удобном случае.

Хочется отметить, что филиппинцы знают о себе больше, чем некоторые другие народы. Обычно люди, живущие в однородном замкнутом обществе, затрудняются высказать свое суждение о нем: все кажется им настолько привычным и нормальным, что самое существенное, как правило, не осознается: сравнивать не с чем, естественно считать, что иначе и быть не может. Просто есть неписаная (и даже устно не формулируемая) «философия жизни», принципами которой все руководствуются, не подозревая, что жизнь может быть устроена и по-другому. Филиппинцы же по ряду исторических причин (общение разных этнических групп на самом архипелаге и длительные контакты с западной цивилизацией) прекрасно осведомлены о том, что их образ жизни не единственный, а лишь один из допустимых, и они способны критически оценивать его. Из разговоров с ними можно почерпнуть нужные сведения, они быстро понимают, чем именно интересуется дотошный иностранец, и стараются удовлетворить его любопытство.

Важным подспорьем при написании книги служила специальная литература, прежде всего работы советских этнографов (касающиеся общих вопросов, а также посвященные народам Юго-Восточной Азии и Филиппин) и историков, в первую очередь А. А. Губера, Г. И. Левинсона, Ю. О. Левтоновой[1], труды по этнической и социальной психологии филиппинцев, созданные американскими и европейскими учеными. При пользовании этими трудами приходилось соблюдать осторожность, и не только потому, что общие методологические посылки их авторов отнюдь не всегда приемлемы. Сама методика исследований была выработана применительно к иной социальной действительности, и приложение ее к филиппинской реальности приводило к тому, что реальность, случалось, не столько исследовалась, сколько конструировалась самой методикой.