Сампагита, крест и доллар

Собственно, многие филиппинцы почти никогда не молятся богу: они молятся святым, прося у них заступничества перед богом. Каждая профессия имеет своего покровителя: у крестьян — это святой Исидро, у рыбаков — святой Педро (Петр), тоже рыбак, у пастухов — святой Антоний, он же покровитель влюбленных. Кроме того, есть местные святые, к которым обращаются, если затрудняются найти небесного посредника своей профессии. Полагают, что они достигли столь высокого статуса не столько праведной жизнью и служением богу, сколько тем, что, подобно прежним жрицам, обладали могущественными магическими чарами. (Мне однажды объяснили, что кое-что в святости понимают священники, а кое-что — колдуны, поэтому надо следовать советам и тех и других.) Адресуясь к святым, филиппинец просит их пустить в ход магическую силу для оказания ему скорой и действенной помощи. Считается, что даже бог не в силах противостоять этой силе.

Как раньше идея верховного бога была смутной и неопределенной, в противоположность представлениям о более конкретных духах природы, так и теперь образ христианского бога остается нерасчлененным и неоформленным и фактически теряется за более близкими (чуть ли не родственными) образами святых. Некоторые католические богословы — возможно, несколько преувеличивая — утверждают, что у ряда филиппинских католиков идея бога вообще отсутствует и они верят только в святых. Фактически это означает сохранение прежнего политеизма. Впрочем, здесь филиппинские христиане не слишком отличаются от простых верующих католических стран Европы.

Существует и другой подход к христианскому богу, тоже мало соответствующий католической доктрине и основывающийся на традиционных воззрениях. Христос принял смерть на кресте за всех людей, значит, и за каждого филиппинца, оказав тем самым ему величайшее благо. Следовательно, и он находится у Христа в долгу, ибо за такую услугу надо платить, этого требует утанг на лооб. Христианская идея искупления истолковывается в данном случае как идея неоплатного долга, обязательного для всякого филиппинца. Простой тао видит в страданиях Христа не искупление грехов человечества, а непосредственно ему оказанную услугу, и считает себя за нее обязанным. Это отчасти объясняет ту власть, которую религия имеет над умами филиппинского верующего: для него отречься от Христа означает поставить себя в положение уаланг хийа, «бессовестного». Некоторая совместимость христианской идеи с традиционными представлениями сделала насаждение христианства на архипелаге более легким, чем, например, в Японии, где идея распятого бога плохо гармонировала с кодексом чести самураев.

Но и бог по принципу взаимности кое-чем обязан почитающим его людям, и эти отношения должны постоянно подкрепляться обеими сторонами. Здесь бог, по сути, низводится до положения доброго паре — «кума», для которого выполнение принципов пакикисама и утанг на лооб столь же непременно, как и для любого смертного. Нечего и говорить, что в этом мало христианского: бог кажется близким, почти обычным человеком. Благодаря системе утанг на лооб между верующим и Христом устанавливаются прочные, чуть ли не родственные связи; точно так же как он не отделяет себя от своих родных, он не отделяет себя от бога и нередко отождествляет себя с ним. В стране то и дело объявляются люди, претендующие на божественность, и они всегда находят сторонников: для филиппинского верующего нет ничего странного в том, что господь — один из них. Претендентов слушают беспрекословно, а это чревато опасными последствиями, о чем свидетельствуют события мая 1967 г. Фанатики из религиозной секты («Свобода») считали своего главу — престарелого Валентино де лос Сантоса (ему было за 80) богом, да и сам он, скорее всего, в этом не сомневался. По словам де лос Сантоса, его подвигла та же сила, что и Жанну д’Арк. Его приверженцы — а их было около 42 тыс. — не признавали никаких других властей.

Тот факт, что при живом боге президентский дворец занимало другое лицо, казался членам секты «Свобода» вопиющей несправедливостью, и было решено заставить президента «сдаться». Рано утром 21 мая у дома де лос Сантоса собралась огромная толпа. Он объявил, что сделает всех неуязвимыми для пуль, и ослепленные верой люди отправились ко дворцу, вооруженные только ножами. Вероятно, они не намеревались пускать их в ход и ждали чуда. Но чуда не произошло: им предложили остановиться, никто не повиновался. Полиция открыла огонь, и 32 человека были убиты, остальные разогнаны. Валентино де лос Сантоса отправили в клинику для душевнобольных на обследование — полагали, что у него паранойя.

Трагедия мая 1967 г. с потрясающей отчетливостью показала забитость и невежество части филиппинских тружеников. Пример такого рода — далеко не единственный. В подобных событиях находит отражение и социальный протест, хотя и облеченный в религиозные формы. Не случайно 70 % членов этой секты были безземельными крестьянами, а прочие — безработными.