Самшитовый лес

– Что вот именно? – спросил Глеб. – А это, по-вашему, аргумент? Динозавры, видите ли, вымерли до появления человека. А кто рыбу целаканта поймал недавно? Тоже считалось, что вымерла до вашего появления. Или такой довод – у нарисованного динозавра по спине гребень, а науке такие неизвестны. А то, что этот же целакант, оказывается, не икру метал, как порядочная рыба, а яйца нес, – это науке было известно, пока не увидели? Ей-богу, вы нас за дураков считаете… И действительно мы дураки… Мы пытаемся думать, сопоставлять факты, вами же добытые, а нам говорят «цыц!» и пишут статьи под названием «Дискредитация науки». Науку могут дискредитировать только статьи с таким названием…

– Ближе к делу!

– Дайте ему говорить!

– Когда выступает специалист, – продолжал Глеб, – то люди ждут, что он сообщит нечто известное только ему и тем сокрушит выдвигаемую гипотезу. И научное звание – это только аванс доверия к тому, что он скажет. Но как только он вступает в область здравого смысла, тут уж извините, тут специалист тот, у кого голова на плечах. Все остальное возня самолюбий. Науку не могут оскорбить дилетанты, науку могут оскорбить только дураки.

– Вы не учитываете общественного вреда, который приносят непроверенные сведения! – одним духом выкрикнул Мамаев.

– Учитываю. Я об этом и говорю… Когда в философском словаре четко написано, что кибернетика и генетика – это лженауки, придуманные буржуазией для совращения трудящихся, то это были непроверенные сведения, хотя писали их не дилетанты, а профессиональные ученые… Это не ваши статьи?

– Нет, не мои, – сказал профессор Мамаев. – Не надо заниматься демагогией.

– И я говорю, не надо, – сказал Глеб.

Шумели. Звенел карандаш о графин с водой.

Потом, когда все стихло, профессор Филидоров спросил Глеба:

– Короче… что вы утверждаете? Мы так и не поняли.

– Я хочу сказать, что в науке сам характер разговора имеет общественное значение. Я хочу сказать, что наука, если она наука, призвана заставлять людей думать, а не благоговеть. Я хочу сказать, что разговор в науке должен происходить на равных, независимо от состава участников, на равных, даже если в нем принимают участие неспециалисты, или не происходить вообще. Потому что неспециалисты в одной области могут оказаться специалистами в другой, – сказал Глеб и с некоторым испугом посмотрел на Сапожникова, как будто сам удивился своей неожиданной позиции.

Вот как Глеб заговорил! Глеб, дипломированный всеми дипломами лидер. К нему стоило прислушаться.

Сделали перерыв.

Многим поведение Глеба казалось неожиданным. Но это так казалось.

Мы упоминали о проблемной лаборатории, для которой Филидоров присматривал сотрудников и которой должен был руководить Глеб.

Новому делу нужны были люди, для которых хотя бы в начале работы щедрое мышление было бы привычным. Потом все, конечно, покатится по своим рельсам, но для затравки нужны были свежие головы и, значит, новый, раскрепощенный стиль поведения.

Глеб на этом диспуте бил двух зайцев. Во-первых, Глебу нужно было доверие Сапожникова, который конечно же был на стороне Аркадия Максимовича, и потому Глеб тоже стал на его сторону.

– Мамаеву кажется, что он защищает основы, а он им только вредит. В глубине души он еще надеется, что камни Икки дискредитируют науку. Надо их проклясть, и они исчезнут. Он думает, что все дело в подходящем проклятии.

Во-вторых, Глеб показывал Филидорову и своей будущей команде, как должен выглядеть молодой стиль молодой лаборатории, и лучший способ показать это – было ударить по Мамаеву.

– А вам-то зачем этот Тетисов, этот Аркадий Максимович? – спросил Мамаев у Глеба. – Почему вы решили вступиться за этого аутсайдера?

– Хотите откровенно?

– Да.

– Как говорил гражданин Паниковский, вы из раньшего времени. Вы мне мешаете, – ответил Глеб.

Глеб ничего не терял. Лишь авторитет его приобретал новые, неожиданные оттенки.

Все было продумано и взвешено на чашах Глебовых весов, но у судьбы свои весы.

«– Приск – имя древнего племени, сын мой… Это имя так и означает – „древние“ или „первые“. И они жили в Италийской земле, когда еще не было Рима, и не было римлян, и не было этрусков, которые были до римлян… Мы самые древние… Приски… Человек не должен гордиться, что у него много предков… потому что у каждого человека их одинаковое число… Но человек может гордиться тем, что он их помнит и сохранил предание…Мы приски, мы гордимся тем, что мы помним…»

Аркадий Максимович присел возле Сапожникова, который дремал на вестибюльном диване и возвращаться на диспут явно не собирался.

– Все качают права? – спросил Сапожников.

– Устали.

Фамилия Аркадия Максимовича была Фетисов, но поскольку все русские слова, начинающиеся с буквы «Ф», греческого происхождения, а в Древней Греции букву «Ф» прежде произносили как «Т» – Фекла – Текла, Анфиса – Антиса, – то Мамаев упорно называл его Тетисов, и Аркадий Максимович страдал.

Ну а диспут, как и полагается диспуту, тем временем постепенно заходил в тупик.

– Глеб… – сказал кто-то из свиты. – Мы топчемся на месте. Мамаев приободрился, и Аркадий Максимович совсем скис… Нужна завиральная идея.