Самшитовый лес

– Значит, он знает наше будущее? – спросил я.

– Он знает нас…»

Все устали до чертиков и поэтому встречать Глеба посылали Сапожникова. Но потом доктор Шура тоже решил пойти, и остальные вдруг сразу согласились, что это правильно. И Сапожников понял – мало чести Глебу, если его будет встречать Сапожников. А потом еще кто-то потянулся, но третьего Сапожников не запомнил. Получилась некая процессия. Вот мера отношения к Глебу – три человека его должны встречать, меньше нельзя, больше – демонстрация пылких чувств, а все очень боялись преувеличений и любили достоверность.

Ай-яй-яй, какие красивые цветы купил доктор Шура на горке у кафе для встречи Глеба, а Сапожников чуть было не испортил все дело, когда хотел добавить еще большой георгин.

– Ни к чему, – решил доктор Шура.

Но потом сонно прищурился и купил георгин, но уж всю дорогу разговаривал только с третьим, которого Сапожников не запомнил.

Глеб вышел из автобуса загорелый и усталый, расцеловался с доктором Шурой и стал платком вытирать шею под расстегнутым воротничком.

– Ну, здравствуй, – сказал он Сапожникову.

Сапожников заулыбался и пожал ему руку и понял, что от него все чего-то ждут. Если уж он здесь, то должен оправдать свое присутствие.

– Глеб, этот георгин Сапожников купил, – сказал доктор Шура.

– Не купил, – сказал Сапожников, – предложил купить.

Чужая слава ему была ни к чему.

Он весь похолодел и изготовился. Печальная практика его жизни подсказывала – когда ему начинали воздавать должное и хвалить за пустяки, это означало, что он должен будет породить некий важный для них безымянный ответ, который они авторски унесут в клюве.

Что и воспоследовало.

– Тебя очень хвалил Филидоров, – сказал Глеб. – Говорят, ты опять до чего-то додумался?

И в первый раз Сапожников не разозлился, не отчаялся, а просто не захотел ответить. Не захотел, и все. Надоело быть кормушкой. Чересчур дорого ему достались эти идеи. Щедрость – это, конечно, хорошо, но зачем же плодить паразитов.

– Не скажу, – подумав, ответил он.

– То есть как?.. Почему не скажешь?

– Не хочу, – сказал Сапожников и почувствовал, как светлеет у него на душе, как занимается веселая озорная заря простых ответов, какая легкость и как пахнет травой.

– Не хочешь?..

Сапожников сказал:

– Отдайте мой георгин.

Он отнял у них огромный цветок вишневого цвета, но без запаха и, стало быть, без воспоминаний, красивый сам по себе, а не потому, что торчит в ихнем букете, и пошел по улице. А через семнадцать шагов его догнал третий.

– Они спрашивают, что же все-таки произошло? – сказал третий. Это был Толя, физик, он любил таких людей, как Сапожников. И это ему зачтется.

– Я хочу сам быть автором своих идей. Я устал от паразитов. Они затронули главный фактор, – сказал Сапожников.

– Так и передать?

– Так и передай.

– Ну, я думаю, они и сами догадаются, – сказал Толя, глядя в землю. – А тебе спасибо.

И Толя не стал возвращаться, а двинулся куда-то в сторону, и Сапожников пожалел, что так и не успел его разглядеть и запомнить. Но разве всех разглядишь в такой суматохе на площади.

«… – Я в то время был уже крепкий, и отец дал деньги одной вдове, чтобы она меня обучила, как быть с женщиной. Тело мое проснулось, и я стал как безумный. Лето было жаркое в тот год, и пшеница опять поднялась в цене, царю Перисаду привезли коней из Бактрии, но не самых лучших. Рабы стали дешевы. В храме Сераписа нашли мертвую змею больших размеров. Жену мою звали Кайя. Ей было столько лет, сколько мне. Голос ее был подобен голосу четырехлетнего ребенка, а тело как у взрослой женщины, но светлее тех, кого я знал до нее».

«… – Спой мне песню, жена моя, – сказал я жене на третью ночь после брачного пира.

Она спела мне на незнакомом языке. Я запомнил слова, не понимая смысла. Через много лет, когда я узнал этот язык и много языков, на которых говорят народы, я вспомнил эту песню и переложил ее на язык эллинов.

С деревьев солнечного бога
Срываю ветвь себе на опахало,
Лицом я обернулась к роще
И в сторону святилища гляжу.
Отяжелив густым бальзамом кудри,
Наполнив руки ветками персеи,
Себе кажусь владычицей Египта,
Когда сжимаешь ты меня в объятьях…

Имя Кайя – египетское имя. Я спросил, откуда она знает язык этого народа, она не ответила. Она была очень молчалива.

А потом все погибло».

Глава 31 Сошествие профана

Может быть, все и прошло бы тихо и академически и тексты, опубликованные бульдозером, тщательно изучили бы подходящие специалисты, но словечко «Атлантида» выпорхнуло, спутало все карты и стало творить чудеса.

– Надо позвать Сапожникова на диспут, – сказал Глеб Мамаеву и Филидорову.

Филидоров тихонько собирался, стараясь не разбудить Сапожникова, а Аркадий Максимович кормил Атлантиду.

– Все, что Сапожников утверждает, вроде часть какой-то огромной картины мира. Вам не кажется?

Профессор Мамаев начал зеленеть, а Филидоров ответил: