Самшитовый лес

– Но это не главное… Главное, там кековское пиво.

– Какое?

– Кековское… Там есть такое место Кеково. Совхоз или колхоз – они пиво производят. Даже ларьки в городе есть.

– А чем оно замечательно? – спросил Вартанов.

– Говорят – с четвертого стакана ломаются. Чудо, а не пиво.

– Откуда ты все знаешь, Гена? – спросил Сапожников.

– Живу, – ответил Фролов.

«…Полак, сын Скилура, напал на Херсонес, и жители его просили помощи у царя Митридата Евпатора.

В то время Митридат владел уже Югом и Востоком Понта Евксинского, а теперь он пожелал захватить наши берега.

Митридат послал Диофанта с флотом, и тот разбил скифов Полака и тавров и вернулся в Понт.

Но через год скифы снова напали на жителей Херсонеса, и Митридат снова послал Диофанта, и тот разбил скифов в Каркентиде в жестокой битве мечей и занял Скифию, города и столицу их Неаполь. Но Херсонес перестал быть свободным и подпал под силу Митридата и державу его.

И Пантикапей, город наш прекрасный, ждал, что будет, потому что с Востока шли сарматы. И некоторые племена, подвластные нам, отпали от нашего царства, и царь наш Перисад посылал дары сарматскому царю.

И жители города роптали и вспоминали о вольности своей. В Феодосии и Пантикапее среди скифских и меотийских рабов было волнение».

– Я хочу с тобой поговорить, – сказал Вартанов.

Это был последний день перед отъездом, и Вартанов сказал:

– Я хочу с тобой поговорить.

Они расположились на моложавой траве у каких-то давних руин.

Дышали, смотрели втроем в розовое небо, в котором летали райские птички.

Вартанов сказал:

– Зачем тебе все это нужно?

– Ты про что?

– Ну ты знаешь, про что… Зачем ты живешь так, как ты живешь?

– А как надо? – спросил Сапожников.

– Надо заниматься своим делом, – сказал Вартанов. – Зачем ты лезешь в те области, где ты не специалист?

– Может быть, именно поэтому, – ответил Сапожников. – Я ничего не пробиваю из своих выдумок, я высказываю соображения. Налетай, бери. А зачем ты лез в здешние дела и махал руками? Вот и я поэтому.

– Но я же махал руками, потому что было все очевидно!

– А может быть, и мне очевидно?

– Не может этого быть, – сказал Вартанов. – Ведь я тебя знаю вот уже сколько лет. Ты теперь и в историю лезешь.

– Да, – сказал Сапожников. – Я влез в историю. Потому что без истории уже нельзя.

– Но у тебя нет достаточных знаний. Знаний. А все знать нельзя.

– Одному знать нельзя, – возразил Сапожников. – А всем вместе можно.

– Но так оно и происходит на деле. Знают всё больше и больше… а разве все счастливы, – сказал Вартанов и перебил сам себя: – Это поразительно и смешно. Сегодня Станиславского не приняли бы в театр потому, что он не кончал студию имени Станиславского… а Ван Гог и Гоген считались бы самодеятельностью. А уж о Циолковском и говорить нечего. С ним и говорить не стали бы. Он не окончил Авиационного института, не служил в НИИ и не имел звания.

– Ладно… разберемся, – сказал Сапожников. – Могу еще добавить монаха Менделя, основателя генетики, каноника Коперника, основателя нынешней астрономии, химика Пастера, основателя микробиологии. Ну, этого все знают.

– И химика Бородина тоже все знают, – резвился Фролов, – и доктора Чехова тоже все знают.

– Сухопутного офицера Льва Толстого и морского офицера Римского-Корсакова, – начал смеяться Вартанов и долго смеялся.

– Искусство не бери, – вмешался Фролов. – В искусство всегда откуда-нибудь переходят. Ты науку бери и технику.

– Кончай, – сказал Сапожников. – Кончай ржать. Заболеешь.

Вот уже больше сотни лет делают попытку подменить творчество образованием. А ведь образование – это чужой опыт творчества, и он часто глушит твой собственный.

Чужой опыт предоставляет только выбор. Не больше. А не выход.

Выход – это не поиски выбора. Выход лежит над выбором. И его надо открыть. Выход – это изобретение.

– Фактически ты занимаешься искусством, а не наукой и техникой, – говорили Сапожникову. – Тебе нужно свободное творчество, а наука и техника связаны с планом. Они чересчур дорого стоят.

– Ты дай мне план, и я придумаю, как его выполнить, – отвечал Сапожников.

– Но ты же заставишь меня потом пересматривать план? А это огромная работа.

– Я могу придумать, как облегчить и ее.

Конечно, он не имел в виду одного себя. Одному везде не поспеть. Он имел в виду таких, как он, их немало, а было бы больше, если бы поверили, что человек от природы может больше, чем он может, когда он размышляет по внутренней потребности.

И тогда он не бегает от противоречия, а открывает выход, лежащий выше противоречия. Человек прислушивается к себе и слышит тихий взрыв. И ему радостно. Выше этой радости нет ничего. Потому что выход – это освобождение.

– А если у тебя не получится?.. В тебе и в этом способе чересчур большая степень ненадежности, – говорили ему.

– Это надежность, – отвечал Сапожников. – Только она по-другому выглядит.

– А почему ты Мемориал не смотрел? – спросил Фролов. – Пойди посмотри… Почему ты не смотрел?

– Не пошел, – сказал Сапожников.

– Я знаю, что не пошел. Я спрашиваю почему?

– Потому.

– Ну ладно. Как хочешь, – сказал Вартанов.