«…К миру никто не готов. На мир глядят еще по-прежнему. Мир – передышка между войнами. И выходит – не было бы мира, не возникали бы войны. Так, что ли? Дикая вещь получается по этой линейной логике. А если логика неверна?
Когда во время войны возникает мир, это понятно. Кто-то кого-то разгромил или от усталости обоих. Но вот почему мир порождает войну?
Ты меня ударил, а потом я тебя. А там кто кого, и так без конца, и так тысячи лет – линейная логика, – проворачивалось в сапожниковской голове. – Но впервые за тысячи лет возникла ситуация, когда на вопрос – кто кого? – отвечать будет некому».
Сапожников оглянулся на Глеба и все жевал и жевал. Потом пожал плечами, и покупатели передвинулись к следующей редиске.
Глеб уже долго смотрел на Сапожникова и понял, что тот его просто не узнает. У Сапожникова, видимо, в голове не укладывалось – Глеб на рынке, в пестром хаосе, где все перемешано, как в кунсткамере, по каким-то странным законам. Глеб должен возвышаться у расфасованных полок с никелированной едой.
Глеб снял очки, и Сапожников его сразу узнал и заулыбался, впрочем, печально.
Они отошли в сторонку, к запертой двери с надписью «Моечная».
Глебу срочно надо было поговорить с Сапожниковым, но теперь он не знал, о чем.
Множество людей в утренних неприбранных одеждах двигалось по всем направлениям и с разной скоростью. Запахи духов, мяса, грибов и рассола. Запахи земли. Толстая женщина продавала пластиковые крышки для немедленного консервирования и цветочные семена сорта «Глория Дэй» для будущих радостей.
– Что ты ищешь на рынке, Сапожников? – спросил Глеб.
– Я ищу редиску моего детства, Глеб, – ответил Сапожников. – Чтобы она щипала язык. А я вижу только водянистую редиску, жалобную на вкус.
– Эх, Сапожников, – сказал Глеб, – эту редиску, которую ты ищешь, можно отыскать только вместе с самим детством. Она там и осталась, Сапожников. Вместе с клубникой, от которой кружится голова. И черникой, которую покупали ведрами. В отличие от клюквы, которую покупали решетами.
– Ого, – удивился Сапожников. – Тебе знакома такая черника? И такая клюква?
– Да, да, ты угадал, – подтвердил Глеб, снова надевая очки. – Я из Калязина. Я думал, ты знаешь. Только я жил по другую сторону великой реки.
– Твоя сторона города уцелела, Глеб, – сказал Сапожников. – А моя ушла под воду. Мой город под водой, Глеб, твой же возвышается.
Один гонится за счастьем, причиняет другому горе. Драка из-за пирога, из-за женщины, из-за престижа – из-за любого понятия, отысканного в словаре. Линейная, реактивная, рефлексивная логика, механическая, безвыходная. Неизобретательная, безнадежная.
И тогда Сапожникову пришло в голову – а что, если война – это не порождение мира, а всего лишь его заболевание? Война – это рак мира?
– Ты кому-нибудь рассказывал свою идею насчет рака? – спросил Глеб. – Кроме меня?..
– Рассказывал, – ответил Сапожников. – Много раз.
– Ну вот… – сказал Глеб.
И было непонятно, что он имеет в виду. Но потом и это объяснилось. Все рано или поздно объясняется.
У Дунаевых пили чай.
Вразнобой гремела музыка из телевизора и транзистора где-то внизу, далеко на улице.
Вдруг открылась балконная дверь и с улицы вошла трехногая собачка. А так как балкон был на четырнадцатом этаже, то стало ясно, что вошла летающая собака.
– Это очень похоже на вас, Сапожников, – засмеялся Филидоров.
– Почему?
– Нормальный человек хотя и удивился бы, но стал подыскивать простое объяснение, а вы бы подумали, что собака летающая.
– Нет, – терпеливо объяснил Сапожников. – Я бы тоже сначала проверил, была ли она все время на балконе… Другое дело, если бы ее на балконе не было.
– Тогда что?
– Тогда бы я стал искать другое, простое объяснение… и если бы оказалось, что собака взлетела, я бы не удивился. Но для этого надо сначала найти антигравитацию.
– Гравитация тоже еще не найдена, – сказал Филидоров. – Она просто есть, и все.
– Найдена. Я, по крайней мере, знаю, что это такое.
– А что это такое?
– Не скажу. Глеб не велел.
– Знаете… ваше шутовство кого хочешь выведет из себя.
– Да, – сказал Сапожников. – Тут вы глубоко правы. А проблема рака вас не интересует?
– Рак всех интересует, – хмуро сказал Филидоров. – А что, у вас и про это есть соображения?
– Насчет рака – это из «Каламазоо»? – спросил Дунаев.
– Из «Каламазоо», – ответил Сапожников. – Откуда же еще!
– Что это? – спросил Филидоров.
– Это у него книжка есть, записная… Он туда всякий бред записывает, – пояснил Дунаев.
– Как вы назвали?
– «Каламазоо».
– А что это?
– Это название фирмы, которая железнодорожные приспособления выпускала… до революции еще.
Действительно бред.
– Действительно бред, – подтвердил Сапожников.
Он теперь и сам так думал. И вдруг ушел спать.
Этому предшествовали следующие чрезвычайные события.
В самой краткой форме дело обстояло так, что гости Сапожникова вернулись недавно из одного города нашей страны, где международный симпозиум собирался насчет строения материи.