Самсон. О жизни, о себе, о воле.

Первое время после своего освобождения я даже не вспоминал о своем подопечном, которому в свое время оказал неоценимую услугу. Но когда стал известно, что в Москве будет проводиться Олимпиада и только ленивый не бросился в столицу, я решил навестить Каца. За время, проведенное на воле, он очень изменился. Теперь это уже был не тот замухрышка с испуганными глазами, которого все привыкли видеть на зоне. Кац производил впечатление благополучного, вполне уверенного человека, знающего себе цену. Я специально встретил его возле подъезда, когда он не ожидал моего появления.

– Ну, здравствуй, Кац, – негромко произнес я, когда тот вышел из подъезда и, не обращая ни на кого внимания, двинулся к своей машине.

Он остановился как вкопанный и на несколько секунд замер, не поворачиваясь. Я почувствовал, как напряглась его спина при моих словах. Видимо, его здесь так никто не называл. Медленно, как будто бы еще не веря своей догадке, он повернулся всем корпусом. Наши взгляды встретились. За несколько мгновений по его лицу пробежала целая гамма эмоций – от страха до растерянности. В глазах даже промелькнуло нечто похожее на радость.

– Многоуважаемый Самсон! – наконец пришел в себя дирижер и, выбросив вперед правую руку, сделал мне шаг навстречу. – Я ждал вас намного раньше, но, видимо, ваши дела не позволили встретиться нам раньше?

– Да. Были кое-какие дела, но сейчас не об этом.

– Понимаю, понимаю. Нам надо поговорить. Может быть, отобедаем в одном уютном ресторанчике, он тут неподалеку? – предложил Кац.

– А более тихого местечка у вас нет?

Зная, что в преддверии Олимпиады менты прочесывают все злачные и питейные места, мне не хотелось лишний раз рисоваться с этим известным евреем.

– Да что вы, Самсон? В этом ресторанчике не бывает посторонних людей. – И тут же добавил: – Отвечаю.

Было несколько смешно слышать из уст такого человека подобные слова, но я не стал обижать его своей улыбкой, а просто согласился:

– Ну, если так, то можно и в ресторане.

Ресторанчик, о котором говорил Кац, и вправду оказался неприметным местом, находящимся между двух столичных переулков. Когда мы вошли в него, там находилась всего одна пожилая чета, мирно обедавшая за столиком в углу. По тому, как поприветствовали моего старого знакомого, я понял, что Кац здесь частый гость и что в этом заведении его знают и уважают. Стоило только официанту приблизиться к нашему столику, как дирижер произнес:

– Как всегда, только на двух персон.

– Будет исполнено, Соломон Яковлевич, – согнулся в полупоклоне официант, и уже через минуту на нашем столе стояла бутылка хорошего коньяка и такая же хорошая закуска.

– Я слушаю вас, Самсон, – начал Кац, когда официант, наполнив рюмки, удалился. – Как я могу отблагодарить вас за ваше содействие в той моей жизни? – Дирижер кивнул в сторону зашторенных окон.

Он уже успел справиться со своими первыми эмоциями и теперь держался, что называется, молодцом.

– Мне нужно разыскать одного человека.

– Какого?

– Ювелира Корогодина.

Мы оба прекрасно понимали, о чем шла речь, и поэтому после моих слов Кац немного занервничал.

– Вас интересует именно этот человек?

– Да.

– Я бы мог предложить вам несколько других, не менее интересных кандидатур.

– Нет. Меня интересует именно он, – отрезал я, слегка повысив голос.

Дело в том, что в те годы Корогодин был не только известным ювелиром, но и подпольным миллионером. Эдаким гражданином Корейко. Многие домушники не раз собирались обчистить его хату, но, как выяснилось, никто толком не знал, где она находилась. Корогодин был тем еще конспиратором и давно продумал каждый свой шаг. У него в Москве было несколько квартир, где он то занимался своими ювелирными делами, то встречался с любовницами, а то и просто проживал как рядовой гражданин. Но вот где именно находилась та, в которой были спрятаны его миллионы, не знал никто. Или почти никто. Я не стал размениваться на всяких там цеховиков и тому подобных, адреса которых мне запросто бы предоставил Кац. Нет. Я решил идти ва-банк. Или – или. Тем более что долго «рисоваться» в столице мне было нельзя. В любой момент меня могли заластать менты и отправить за сто первый километр. Тогда бы моя затея сорвалась.

– Хорошо, Самсон. Я вас понял. Мне нужно всего три дня, и интересующий вас адрес будет у вас.

– Договорились. – Я выпил рюмку коньяка и, не притронувшись к еде, покинул дирижера. Теперь оставалось только ждать.

Я знал, что он не обманет и уж тем более не попытается меня обхитрить, подсунув левый адрес какого-нибудь ювелира. Дело было даже не в том, что он боялся впоследствии остаться без головы. Нет. Просто Кац был из тех людей, которые всегда знают, чем обязаны тем или иным своим знакомым.

Через три дня мы встретились, и дирижер протянул мне свернутый листок бумаги. Не разворачивая, я положил его в карман.

– Сегодня вечером он будет присутствовать на концерте в Большом театре, – добавил Кац.

– Я понял.

– Надеюсь, мы в расчете? Или я еще чем-то могу помочь?