Самсон. О жизни, о себе, о воле.

Видимо, они поняли мое состояние, какое бывает у тех, кто первый раз оказался на их этапе. Автозаки подгоняли вплотную к дверям вагона во избежание попыток побега на рывок, но все равно между ними оставалась небольшая щель, куда, собственно, и попала моя нога, когда я пытался запрыгнуть в «воронок». Я споткнулся и потерял башмак, который провалился в узкую щель. Оставаться в одном башмаке я был не намерен, и поэтому на секунду остановился, пытаясь достать упавшую обувь. Такой наглеж вывел конвойного из себя и он, мгновенно оказавшись рядом, стал лупасить меня дубиной. На мое счастье, кто-то из арестантов успел-таки схватить меня за шиворот и заволочь в отстойник, где уже сидело несколько сидельцев.

– Ладно, на тюрьме договорим! – зло бросил конвоир и пошел выполнять свою работу.

Его слова, естественно, ничего хорошего мне не сулили, да еще и арестанты, похлопывая меня по плечу, с сожалением советовали:

– Попал ты, пацан. Но ты держись. Не ты первый, не ты последний.

Скрежет открываемых железных ворот сообщил нам о прибытии на место. Новочеркасская тюрьма была не просто тюрьмой, где содержались подследственные и осужденные. Здесь находились и те, кому по приговору был вынесен расстрел. Кстати, сам расстрел происходил здесь же. Такие тюрьмы назывались исполнительными, потому как в них приводились в исполнение смертные приговоры. Территория тюрьмы была огромной, состояла из множества корпусов, в каждом из которых содержался определенный контингент арестантов. Например, в первом корпусе держали подследственных, во втором – осужденных, в третьем находилась больничка, в четвертом – транзитка, в пятом сидели крытники – те, кто был осужден на крытый режим и какую-то часть своего срока должен был отбывать в тюрьме. И, наконец, в подвале находились смертники – те, кого в конце ждала вышка.

– Вышли по одному! Сели на землю! Руки за голову и слушать мою команду! – заорал все тот же конвойный, принимавший нас со «столыпина».