Самсон. О жизни, о себе, о воле.

Следователь на секунду замолчал, а я вспомнил свое первое впечатление о том месте, о котором он сейчас рассказывал. Все было именно так, как он говорил. Ничего не приукрашивал. Только вот тогда мне пришлось пробыть в пересылке всего неделю, а теперь я мог действительно задержаться там надолго…

– Но я, зная, что вас ожидает, могу в данном случае помочь. Поверьте, мне жаль, что такой молодой парень, как вы, сбились с пути и связались не с теми людьми. – Он прищурил свои бегающие глазки, внимательно следя за моей реакцией. – Например, замолвить словечко перед местным начальством и на время следствия оставить вас здесь, в КПЗ… Что же касаемо суда, то и здесь я обещаю посильное содействие.

Предложение следователя уже не звучало двусмысленно. Дело в том, что каждый арестант проходит определенный путь от задержания и до попадания в зону. После предъявления обвинения он отправляется в СИЗО, где будет находиться последующие три месяца до суда. В это время его несколько раз привозят в КПЗ, но для этого всегда есть определенные причины: закрытие дела, очные ставки и т.д. После того как пройдет суд и ему дадут срок, арестанту дается месяц, в течение которого он может написать кассационную жалобу. Получив ответ, арестованный отправляется либо домой, либо на зону. Любые исключения из этих правил сразу наводят остальных на мысль, что сиделец заключил какое-то соглашение с администрацией. А это уже идет вразрез с воровскими понятиями, поэтому предложение следователя остаться здесь, не ехать в тюрьму было не чем иным, как попыткой превратить порядочного арестанта в ссученного сидельца. Конечно же, это было не по мне…

– Я ни в чем не виновен, и вам нечего мне предъявить, гражданин начальник. Все, что вы мне тут пытаетесь пришить, не примет ни один суд. Ни свидетелей, ни улик, ничего. Так что мне незачем просить вас о благосклонности и тем более идти на какие-нибудь сделки с вами, – пытаясь держать себя в руках, ответил я следователю.

Сомов снова усмехнулся.

– Все это делается очень просто. Вспомните хотя бы своего сокамерника. В прошлом известный, дважды судимый вор-рецидивист, как оказалось, еще и насильник малолетних. Чего только не бывает в нашей жизни… Вот скажите, Кузнецов, в кого он теперь превратится, попав в общую камеру? Кто будет выяснять, были ли свидетели или какие-нибудь улики по его делу? Правильно, никто. В его обвинении будет черным по белому написано, что он насильник, и этого вполне хватит. В вашем случае хватит и одного сторожа какого-нибудь склада, который покажет, что такого-то числа вы со своими подельниками напали на государственный объект и похитили из него товар на энную сумму. А сержанты добавят, что при задержании вы оказали яростное сопротивление. И все, Кузнецов, срок вам уже обеспечен. Поэтому советую, очень советую прислушаться к моему предложению.

– Какому предложению? – Я скорчил наивную физиономию.

– Ничего такого, что было бы вам не под силу. Администрация подобных заведений, – Сомов обвел рукой комнату для допросов, – как и каждый умный хозяин, не любит выносить сор из избы. Но вместе с тем желает быть в курсе всего, что в его доме, то бишь в камерах, происходит, – выдал Сомов хитроумную фразу. – За всем не уследишь. Даже при большом желании. Но в беседах между собой сокамерники иногда говорят очень любопытные вещи, впрямую имеющие отношение к тем делам, за которые их задержали…

Некоторые откровения настолько полезны для следствия, что при правильном использовании могут принести немало пользы. В тот момент вместо злости пришло полное осознание той ситуации, в которой я оказался. Каждый из двух вариантов таил в себе смертельную опасность. Согласиться с предложением следователя – значит сломаться, стать последней сукой и, поверив заведомо лживым посулам легавых, в течение нескольких месяцев бегать на цырлах, лизать им пятки и тупо лелеять несбыточную мечту о снисхождении суда и скорой, заслуженной ценой сломанных судеб, свободе. Но это был путь для трусов, который рано или поздно приводил их в могилу. Не для того я последние несколько лет старался не запятнать себя, живя по воровским понятиям и общаясь с такими людьми, как Ермак. Я понимал, что сейчас для ментов главное – постараться меня сломать, чтобы потом тому же Ермаку сказать, что вот, мол, посмотри, кого ты себе выбрал в преемники – стукача. И на воровского авторитета будет брошена тень. Мол, не высмотрел ты, Ермак, в парне гнилой жилки и слишком близко подпустил к себе, а он оказался на поверку слабаком.