Магомед Батуев, как звали вора с погонялом Горец, был родом из Дагестана. Он являлся старым вором и имел немалый вес. Редко кто из дагестанцев становился вором в законе. Дело в том, что «даги», как и «чехи», всегда придерживались патриархальных обычаев и не признавали ни уголовных традиций, ни титулов. Они всегда держались обособленно не только на воле, но и на зоне, составляя как бы отдельную касту, с которой приходилось считаться даже блатным. И воровскую политику у них проводили не люди с богатым уголовным прошлым, а исключительно выдвиженцы родов – их назвали старейшинами. Распоряжения вождей клана не подлежали обсуждению. Их выполняли так же беспрекословно, как приказы смотрящего на зоне. Их всех связывали невидимые нити, и как только одному из них угрожала какая-нибудь опасность, удержать остальных не могли ни заборы локалок, ни колючая проволока вокруг заборов.
Возможно, и Магомед Батуев со временем стал бы старейшиной своего рода. Для этого у него имелись все необходимые качества – воля, обаяние и безукоризненная родословная. Его предки не ломались ни при царских генералах, ни тем более при партийных боссах. Но судьба распорядилась по-другому. В четырнадцать лет он пошел по малолетке за убийство. Магомед прирезал сожителя своей бабушки, посмевшего влепить ей оплеуху. Причем он не собирался пускаться в бега, искренне считая, что поступил правильно и совершил благое дело. Поэтому, когда в отделении милиции седой капитан с отеческой укоризной поинтересовался: «Что же ты наделал, сучонок? Зачем человека жизни лишил?», – Магомед, не опуская черных, как смоль, глаз, гордо ответил:
– Я заступился за честь женщины.
В этих словах был весь Батуев, и мало что изменилось в его мировоззрении даже по прошествии времени. Несмотря на благородную седину, посеребрившую ему виски, он остался все тем же горячим юношей, не способным на компромисс. Если он любил – то пламенно. Если ненавидел – то до мышечных судорог.
Волей обстоятельств он невольно стал вникать в сложную систему уголовных понятий. Незаметно для самого себя Батуев не только принял установленные на зоне порядки, но и сумел вжиться в них, и за пятнадцать лет заключения одолел все ступени уголовной карьеры, побывав и быком, и пацаном, и смотрящим, и паханом.
Тюрьма никогда не признавала национальностей, и поэтому в лагерной элите одновременно могли быть и азербайджанцы, и армяне, и татары, и русские. Поэтому, когда в среде блатных оказался дагестанец, многие восприняли эту новость равнодушно. Лишь когда Магомед проявил себя настоящим вором и на деле доказал, что тюрьма ему мать родная, и законники, отмечая его благие поступки перед миром, предложили вступить в воровской орден, весь блатной мир России немного опешил: не бывало еще среди дагестанцев воров в законе. И только когда со всех концов России в пермскую колонию, где Магомед отбывал очередной срок, полетели малявы с одобрением, стало ясно, что он личность в воровском мире весьма уважаемая. Так что ни у кого не возникло сомнений, что вором в законе он стал вполне заслуженно, хотя бы даже потому, что никто не мог вспомнить даже одного случая, когда бы он поступил вразрез с понятиями. О таких говорят: душа у него чиста.
Коронация Магомеда напоминала посвящение в рыцарское братство. Приняв сан коронованного вора из рук самых именитых законников, он был обязан изменить свое прежнее погоняло, и сходняк, где решалась его участь, дал ему новое имя – Горец. Новое погоняло должно было свидетельствовать о том, что с этого дня вор вступает в иную жизнь, которая должна решительно отличаться от прежней. С тех пор его величали не иначе как Горец.
…После крытки я вернулся на зону уже человеком на положении. Даже то, что я просидел с вором в законе в одной камере три года, многое о чем говорило. Провожая меня в лагерь, Горец, похлопав по плечу, сказал:
– Ну что ж, Самсон, езжай на зону, обживайся и жди нашей малявы. Буду разговаривать с остальными, чтобы короновать тебя в самое ближайшее время.
Признаюсь честно, что радости моей не было предела. Все, к чему я стремился столько лет и ради чего прошел столько испытаний, наконец-то воздастся по заслугам.
– Постараюсь оправдать ваше доверие, – ответил я.
Но моим мечтам не суждено было сбыться в ближайшее время, так как сразу после моего отъезда на зону Горец скоропостижно скончался. Что послужило причиной, осталось загадкой, но так или иначе мое коронование отодвинулось еще на пару лет. Дело в том, что на зоне, где мне предстояло провести следующие шесть лет, смотрящим был вор в законе по имени Платон. Родом он был из Ростова и прекрасно знал и Тихона, и Ермака, и многих других воров Ростовской области. Конечно же, он ознакомился со всеми малявами, которые я привез с собою, но его вердикт был таков:
– Безусловно, Самсон, ты заслуживаешь звания вора, в этом сомнений нет, но вот твой возраст…
– А при чем тут мой возраст? – удивился я.