Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945

23 апреля Нисидзава, Ота и я, совершая разведывательный полет в Кайруку, где находилась новая авиабаза противника, расстреляли и подожгли несколько находящихся на аэродроме транспортных самолетов. У нас был приказ ограничиться лишь разведкой, но соблазн оказался слишком велик, в особенности после нашего недавнего провала.

После нашего доклада был отдан приказ о нанесении на следующий день удара по аэродрому противника пятнадцатью истребителями. Наша внезапная атака застала врасплох шесть бомбардировщиков «B-26», пятнадцать истребителей «P-40» и один «P-39», которые все сразу попытались покинуть аэродром. Мы записали на свой счет два бомбардировщика и шесть истребителей «P-40», как точно уничтоженные, а один «P-39» был занесен в разряд «вероятно уничтоженных». После этого мы направились в Порт-Морсби, где обстреляли и подожгли стоящий на якоре корабль. По всей вероятности, мое особое стремление обеспечить слаженные действия остальных летчиков стало тому причиной, но тот день я закончил, не сумев записать на свой счет ни одного самолета противника. Не удалось этого сделать и оставшемуся крайне недовольным собой Нисидзаве.

На следующий день мы вернулись в Порт-Морсби. Несмотря на значительные потери накануне, противник оказал стойкое сопротивление. Семь истребителей «P-40» бросили вызов пятнадцати нашим самолетам. В конце этой короткой и яростной схватки шесть объятых пламенем вражеских истребителей стремительно неслись к земле. Мы не понесли потерь и, оказавшись хозяевами в воздухе, обстреляли аэродромы в Порт-Морсби и Кайруке, где подожгли пять «В-26» и два «P-40».

Наша попытка добиться слаженности действий оказалась успешной. Но ни я, ни Нисидзава не извлекли из этого никакой выгоды. После двух последовавших один за другим боев многие летчики уничтожили большое количество самолетов противника, мы же вернулись ни с чем. До поздней ночи мы спорили, анализируя действия друг друга в воздухе, и старались определить, что мы делали не так. Казалось, что все было сделано верно, но факт оставался фактом – наши пули в цель не попали.

Следующий воздушный бой состоялся 26-го числа. Я опять вернулся ни с чем. И снова Нисидзава не сумел записать на свой счет ни одной победы, хотя три из семи «P-40» были сбиты.

Нисидзава недоумевал. В бою он, не стараясь определить дистанцию по прицелу, «вцепился» в «P-40», чей пилот отчаянно старался ускользнуть от «севшего» ему на хвост Зеро. Находясь на расстоянии прямого выстрела, Нисидзава, гонявшийся за «P-40» «до упора», открыл огонь из пулеметов и пушки по самолету противника. Но тому все равно удалось уйти.

29 апреля, в день рождения императора Хирохито, наш командир решил устроить скромное торжество в честь этого знаменательного события. Все, кто хоть что-то смыслил в кулинарии, были отправлены на кухню в помощь поварам для приготовления завтрака из скудного запаса наших продуктов. Союзники в предыдущие несколько дней почти не предпринимали попыток атаковать Лаэ. Затишье в боях и наше благодушное состояние в этот торжественный день притупили бдительность, на что, вероятно, и рассчитывал противник. Мы заканчивали наш праздничный завтрак в семь часов утра, когда раздался крик часовых: «Самолеты противника!» В одно мгновение резкие, неприятные звуки нарушили утреннюю тишину. Слышался грохот ударов по ведрам, барабанам, пустым обрубкам бревен, используемым для подачи сигнала тревоги. Протяжный вой двух горнов усиливал невообразимый шум – такова была наша система оповещения о воздушной тревоге.

Мы слишком поздно добежали до взлетно-посадочной полосы. Бомбы были уже сброшены и сделали свое дело. В небе мы заметили своих «старых знакомых» – «B-17». Три бомбардировщика шли на высоте 20 000 футов. Они сбросили всего несколько бомб, но точность их попадания, учитывая большую высоту полета, была поразительной. Превращенные в груды металла пять Зеро были объяты пламенем. Четыре других оказались серьезно повреждены осколками. Из шести несущих боевое дежурство истребителей лишь два были способны взлететь.

Ота и еще один летчик первыми оказались у самолетов. В считаные секунды они запустили двигатели и понеслись по взлетной полосе. Когда остальные добежали до своих самолетов, взлетать уже не было смысла. Три «B-17» и два Зеро скрылись из вида, догнать обладавшие невероятной скоростью бомбардировщики мы уже не могли. Время тянулось медленно, мы проклинали бомбардировщики и с тревогой ожидали возвращения Оты. Час спустя один Зеро приземлился. Это был Эндо. «Набирая высоту, мы стали атаковать, – сообщил он, – мы сделали все, что смогли. Ота повредил один бомбардировщик и все еще продолжал вести огонь, когда у меня кончились боеприпасы. Поэтому я повернул домой».

Прошел еще час, Ота не возвращался. Наша тревога усиливалась. Ота, всеобщий любимец и блестящий летчик, в одиночку атаковал, как минимум, два имевших тяжелое вооружение «B-17». Не находивший себе места Эндо угрюмо корил себя за то, что оставил его одного.