Самвел

Вечерняя темнота совершенно окутала стан. В шатре князя Мамиконяна зажгли фонари. В остальных палатках лагеря тоже забрезжили огни. Настроение Самвела еще более омрачилось. Он желал бы, чтобы совсем не было света и все погрузилось в вечный мрак, потому что ему не хотелось видеть этот ненавистный стан, беспощадно терзавший его душу. Окрестности были окутаны густым мраком, и всюду, царила могильная тишина. Только ужасный стан, в ночной тиши дышал, подобно чудовищу смерти. Наступил час ужина. Стан, как неподвижный дракон, готовился к еде, чтобы с еще большей яростью творить, назавтра, свои ужасы. Воины сидели под открытым небом у костров и готовили для себя пишу. Походные же кухни военачальников благоухали приятным запахом изысканных яств.

Из спутников Самвела князь Мамиконян велел позвать к ужину лишь старика Арбака и юного Артавазда, который тоже был из рода Мамиконянов. Когда они вошли, проворный юноша весело подбежал к князю и бросился ему на шею. Старик остался стоять на ногах.

— Ты, должно быть, не ожидал, что я приеду с Самвелом? — сказал Артавазд, поглаживая плечи князя своими беспокойными руками. — Вот видишь, я приехал!

— Ты еще малым, ребенком всегда был таким смелым, дорогой Артавазд, — ответил князь, усаживая, его возле себя, — теперь же, превратившись во взрослого и красивого юношу, стал, наверное, еще смелее.

Эти слова возбудили тщеславие Артавазда и явились для него поводом спросить:

— У вас в стане найдутся персидские юноши?

— Найдутся! А зачем они понадобились тебе?

— Я приехал с ними состязаться, пусть посмотрят, насколько армянские юноши ловчее персов!

— Это ты докажешь в Тизбоне, дорогой Артавазд, в состязаниях с придворными юношами царя Шапуха.

— Ты возьмешь меня туда?

— Конечно, возьму.

Юноша развеселился.

Бойкий, жизнерадостный Артавазд настолько отвлек князя своей болтовней, что тот только теперь заметил оставшегося стоять на ногах Арбака. Князь обратился к нему:

— Садись, Арбак, почему ты стоишь?

Старик сел, бормоча что-то под нос. Он был одним из самых старых дядек в доме Мамиконянов и воспитателем не только Самвела, но и его отца.

— Как поживаешь, Арбак? — с улыбкой спросил князь. — Все изменились, а ты все такой же, каким я тебя видел несколько лет назад. Ни постарел, ни помолодел!

— Наружность всегда обманчива, князь, — ответил старик со своим обычным простодушием, — а что на душе, то известно лишь одному богу… Волосы мои, правда; не очень поседели, но в душе моей нет уже прежней силы…

— Почему же, Арбак? Что тебя так огорчает?

— Многое, князь. Мир изменился… Все перевернулось вверх дном… И человеческое сердце — тоже… Где они, старые времена?.. Ушли и никогда не возвратятся…

Князь понял скорбь старика и, чтобы не дать ему возможности излить свои чувства, немедленно прекратил разговор, тем более, что вошли слуги и стали накрывать стол к ужину.

Роскошный ужин являлся образцом расточительной персидской кухни и вызвал у всех особое внимание и приступ аппетита. Даже старик Арбак, непривычный к такого рода блюдам, ел с огромным удовольствием. В больших серебряных сосудах были всевозможные на нитки. Богато разодетые слуги подносили в золотых кубках сладкое вино, а ужинавшие молча ели и пили. Ел и скорбный Самвел.

— Как тебе, нравятся эти кушанья? — спросил отец.

— Да вот ем, — отозвался как-то безразлично Самвел, — ведь я давно не пробовал горячих блюд.

— Почему?

За Самвела ответил юный Артавазд.

— Потому, что все города и села, какие попадались нам по пути, были безлюдны, дома сожжены и все у них уничтожено. Неоткуда было достать еды.

Князь ничего не ответил. Слова юноши были ядовитее всякого упрека.

Самвел за ужином все время молчал. Он ел мало и быстро встал из-за стола. Отец часто обращался к нему, стараясь его занять, спрашивал, почему он грустен. Но получал все те же ответы: «сильно устал», «не спал много ночей», «хотел бы отдохнуть».

После ужина отец приказал приготовить для Самвела одну из своих лучших палаток.

— Мою постель пусть устроят там же, — вмешался Артавазд.

— Я не разлучу тебя с Самвелом, милый Артавазд, — успокоил его князь, обнимая юношу.

Ваган назначил было сыну особых слуг, приказав, чтобы они неотлучно были при нем. Но Самвел отказался, сославшись на то, что он привык к своим слугам, которые знают все его привычки.

— У тебя очень мало слуг, Самвел, — заметил отец. — По персидскому обычаю, ты, по меньшей мере, должен иметь сто-двести слуг, иначе тебе не подобает показываться где-либо. Завтра ты должен навестить дядю Меружана, а также некоторых из персидских полководцев. Разве можно к ним являться с такой ничтожной свитой?

— У меня было много слуг, отец, — сказал Самвел с напряженной усмешкой, — но большую часть из них я потерял в дороге. Я выехал из дому с тремястами слуг, а теперь осталось всего сорок человек.

— Я восполню это число, — сказал очень удовлетворенно отец. — Ты должен вести образ жизни, подобающий достоинству твоего отца и твоего рода.

— А я могу и в сопровождении двух слуг явиться к Меружану, мне много людей не надобно, — наивно вмешался в разговор юный Артавазд.