Самые чужие люди во Вселенной

Однажды нам в почтовый ящик упала записка. Восемнадцать этажей, по четыре квартиры на каждом — итого семьдесят два одинаковых, не очень ясных письма. Мы узнали, что квартал будет полностью перестроен и что в рамках этой перестройки здание, в котором мы живем, подвергнется реновации. На всех этажах, в холле, при встрече в магазинчике на углу или на просторах торгового центра «Волшебная долина» по другую сторону кольцевой люди только об этом и говорили. Родители обсуждали новость за столом. Папе мысль о реновации не давала покоя. Он боялся шума, не желал ежедневно просыпаться оттого, что где-то сверлят и стена дрожит.

Строительные работы сами по себе — новость неплохая. Здесь все полувековой давности: район вырос разом, но с тех пор мало что было сделано. Мазнут иногда кисточкой — и все. Хотя нет, неправда: почти до самого центра протянулись трамвайные пути, открылись торговые точки, появилась новая начальная школа, когда старая переполнилась.

Это не мешало таким людям, как папа, брюзжать заранее, что, дескать, с утра до вечера будем слушать отбойные молотки. А другие обрадовались. Мама надеялась, что будет больше места для ванны. Зимой объявили общее информационное собрание в конференц-зале местного культурного центра. Депутаты должны были представить нам проект перестройки района и ответить на вопросы.

Ни мама, ни папа на собрание не пошли, не видя смысла тратить время на говорильню. Свою ошибку они осознали на следующий же день, побеседовав в лифте с соседями. Ужинали мы в тишине. Я не задавал вопросов, я уже научился нырять под воду, когда на поверхности собирается буря. Я чувствовал напряжение между родителями, но я не подумал про дом, я решил, что они снова поругались. Новость я узнал через день в школе. Она попала на первые полосы местной прессы: квартал будет реконструирован, это так. Здания перекрасят, тротуары расширят, сделают больше безопасных велосипедных дорожек, островки зелени увеличат за счет общих садов и огородов… а нашу башню снесут. В то утро я понял важность слов: реконструкция — это обновление существующей застройки. Реновация — разрушение с целью построить заново.

В школе об этом заговорил учитель истории и географии. Половина учеников живет в нашем районе, и я единственный — в башне.

На втором собрании с мундепами были все, даже я (не пришел только Норбер). Нам объяснили, что строения устарели и обветшали. Модель городского развития изменилась. Прозвучало слово «анахронизм». Обломок поспешной тяп-ляп застройки шестидесятых. На его месте вырастут два здания пониже, но более просторные и удобные. Всех переселят в намного лучшие условия. Высотки уже в прошлом, улыбались депутаты, это ископаемые из другой эры. Наше жилище они называли ВЗ — высотное здание. Квартал преобразится, говорили они, станет намного разнообразнее и динамичнее. Они обещали вернуть магазины и службы шаговой доступности, они употребляли абстрактные слова: перепланировка жилых комплексов; проект, предназначенный для предупреждения пауперизации. Они не сказали «гетто», но все услышали так.

Одно обстоятельство депутаты и инженеры упустили: наше здание, самое высокое здание квартала, — не просто головоломка из семидесяти двух деталей, которые нужно расположить по-другому, а место, где мы живем, причем некоторые — уже пятьдесят лет. Место, где многие из нас родились. Это наш дом. Не просто устаревшая модель городского развития, а место, где нам нравится жить.

Я хожу иногда на окраину района. Кое-кто из моих друзей живет в бывших домах для рабочих, одноэтажных, с садиком позади. Интересно, а если их бы заставили переехать, что бы было? Сильнее ли чувство своего дома, если это отдельная постройка, а не квартира? Легче ли жить на земле, чем на высоте? Мы что, не имеем права чувствовать себя как дома в ВЗ?

У меня в ушах Anvil шпарят Badass rock N roll[4], гитарные риффы дрожат в нескольких сантиметрах от мозга. Я думаю, чем бы мне занять день. Сейчас не больше одиннадцати, друзья еще спят.

На втором собрании слова колотили нам по темени, как нестихающий ливень, от которого было не укрыться. Говорили о доработке проекта устойчивого городского развития, публичных слушаниях, вписывании жилища в окружающую среду, подготовке документа, утверждающего совместные действия, пересмотре качества условий жизни. Слова падали с безжалостной регулярностью. Мы насквозь пропитались абстрактными терминами и пустыми формулировками. С тех пор как выяснилось, что реновация означает снос, мы перестали понимать, что значит то или иное слово, мы стали бояться того, что оно в себе прячет. Пересмотр качества, проект, вписывание жилища, перестройка — а что, если в каждом из этих слов кроется ловушка? Как бывает, когда подписываешь договор, страницы и страницы мелких буковок, и не понимаешь ни слова. Для говорящего речь не то же самое, что для слушающего.