Самые голубые глаза

В отдалении кто-то заиграл на губной гармонике; музыка поплыла над полями сахарного тростника и нырнула в сосновую рощу, спиралью обвивая стволы деревьев и смешиваясь с густым запахом хвои. Чолли даже не сразу понял, что окутало его такой плотной пеленой — звуки музыки или этот запах.

Могучий отец семейства резко опустил арбуз на острый край валуна, и над толпой собравшихся повис стон разочарования. Арбузная корка лопнула крайне неудачно, образовав дыру с неровными краями. Вместо того чтобы расколоться пополам, арбуз просто развалился, и куски корки и красной мякоти разлетелись по траве.

Дубок так и подскочил. «Ай-яй-яй, — запричитал он, — и серединка-то вся выскочила!», однако в голосе его Чолли услышал не только сочувствие, но и определенное удовлетворение. Ребятня сразу стала высматривать, куда отлетела красная сердцевина арбуза, самая вкусная его часть, не имевшая ни корки, ни семечек. Оказалось, что она подкатилась прямо к Дубку, почти к самым его ногам, и Дубок, разумеется, наклонился и поднял ее. Сердцевина так и сочилась соком и была красная, как кровь, а края чуть бледнее, сахарно-сладкие даже с виду. Все это обещало почти непристойное наслаждение. «Ну, Дубок, — рассмеялся отец семейства. — Она твоя, забирай!» Дубок улыбнулся и отошел в сторонку. Малышня тут же кучей налетела на рассыпавшиеся по земле куски арбуза. Женщины заботливо выковыривали семечки, чтобы сунуть вкусный кусочек самым маленьким, да и себе чуточку отломить. Поймав взгляд Чолли, Дубок поманил его: «Иди сюда, парень, давай вместе полакомимся».

Старик и мальчик уселись рядышком на траву и разделили сердцевину арбуза, но Чолли казалось, что он глотает противно-сладкие внутренности земли.

* * *

Была весна, какая-то особенно промозглая, когда тетушка Джимми умерла «от пирога с персиками». Она поехала за город на церковный пикник, и случилась гроза с дождем. Сидеть на мокрых деревянных скамьях старушке было совсем ни к чему, вот она и раскисла. Четыре или даже пять дней она очень плохо себя чувствовала. Приятельницы то и дело заходили ее навестить. Одни готовили ей ромашковый чай, другие натирали целебной мазью, а мисс Элис, ближайшая подруга Джимми, читала ей Библию. Но тетушке становилось все хуже. Советы доброжелателей были весьма многочисленны и столь же противоречивы. «Не ешь яичных белков». «Пей только парное молоко». «Пожуй этот корешок». Тетушка Джимми все советы игнорировала и соглашалась только слушать чтение мисс Эллис. Она сонно и одобрительно кивала, слушая слова Первого послания Коринфянам, монотонно звучавшие у нее над головой, и ласковое «аминь» то и дело слетало с ее губ; казалось, она чувствует, что очищается от грехов. Но тело тетушки Джимми на чтение Библии реагировать не желало, болезнь не отступала, и, наконец, было решено сходить за М’Диэр.

М’Диэр, тихая женщина, жившая в хижине на опушке леса, была опытной повитухой и весьма решительным диагностом. Мало кто смог бы вспомнить, чтобы она не пришла на помощь, если с какой-то болезнью не удалось справиться обычными средствами — привычными лекарствами, догадками, заботливым уходом и терпением. В таких случаях всегда говорили: «Надо сходить за М’Диэр».

Когда эта женщина появилась у тетушки Джимми, Чолли особенно потрясла ее внешность. Почему-то он был уверен, что М’Диэр окажется маленькой согбенной старушкой, покрытой морщинами; ведь говорили же, что она очень, очень стара. Но она оказалась невероятно высокой, куда выше священника, который ее сопровождал. Ее рост наверняка превышал шесть футов. Седые волосы были скручены в четыре больших узла, что придавало особую значительность и силу мягким чертам ее очень черного лица. Она держалась удивительно прямо, как кочерга, а можжевеловая палка, похоже, была нужна ей вовсе не для поддержки, а для общения. М’Диэр слегка постучала ей об пол, глядя на сморщенное лицо тетушки Джимми, затем большим пальцем правой руки принялась поглаживать набалдашник трости, а левой рукой ощупывать тело тетушки. Завершив эту процедуру, тыльной стороной ладони М’Диэр коснулась щеки больной, затем положила ладонь ей на лоб и подержала немного, после чего приступила к изучению волос тетушки и пропустила их сквозь пальцы, а потом слегка поскребла череп и внимательно рассмотрела то, что осталось под ногтями. Затем взяла руку тетушки Джимми и осмотрела ее ногти, тыльную сторону ладони и саму ладонь, которую еще и помяла немного кончиками трех пальцев. Наклонившись, она долго выслушивала тетушку Джимми, прикладывая ухо то к ее груди, то к животу, и в итоге потребовала, чтобы из-под кровати вытащили ночной горшок и показали содержимое. М’Диэр довольно долго разглядывала экскременты, постукивая палкой, потом велела женщинам:

— Закопайте этот горшок где-нибудь подальше вместе со всем содержимым. — И, повернувшись к тетушке Джимми, сказала: — Ты подцепила простуду, она у тебя в утробе поселилась. Пей только кипяченую воду и бульон, но ничего не ешь.

— А это пройдет? — спросила тетушка Джимми. — Я выкарабкаюсь?

— Думаю, да.