Самые яркие звезды

– Когда я въехала, почти каждый день здесь отдыхала. Не могла нарадоваться. Мое крыльцо, мой дом. – Я немного помолчала. – Приятное чувство, правда? Твой дом…

Разговаривать с ним было все равно что записывать мысли в дневнике.

– Мне всегда нравилось так сидеть. Не только здесь. Видел у папы на крыльце качели? Мы их повсюду возили с собой. Из гарнизона в гарнизон… Как и папино кресло.

Каэл слушал внимательно, и я продолжала:

– Когда мы приехали в Техас, крыльцо у нас было маленькое, и мы убрали качели в гараж. Твердое такое дерево – местами поцарапанное и потертое, но все равно не то что теперешняя садовая мебель из полиэтилена.

– Полипропилена, – поправил Каэл.

– Точно.

Я вспомнила маму, как она любила сидеть по ночам на крыльце и смотреть в небо.

– А мама практически жила на крыльце, круглый год. Как-то она мне сказала, что, наверное, Бог состоит из звезд, и когда гаснет звезда, умирает и частичка Бога.

Каэл не сводил с меня глаз, и я чувствовала, что краска заливает мне лицо. Говорила я так, словно… словно думала вслух. Сама того не замечая. Похожие слащавые сценки я видела в кино и читала о них в книгах. В жизни такое казалось немыслимым. Затасканные штампы. И пожалуйста – я сижу и откровенничаю с чужим человеком.

– То есть все, конечно, не так примитивно. Но у многих древних народов религия основывалась на движении звезд и планет. Мама мне часто рассказывала. В этом что-то есть, правда? Они ведь всегда были.

– Всегда? – подал голос Каэл.

Он говорил мало, и каждое слово казалось значительным. Наверное, поэтому, когда он о чем-то спрашивал, я тщательно обдумывала ответ.

– Я, конечно, не знаю… а ты?

Он покачал головой.

– Религий очень много, и людей много, вот они и не могут прийти к одному мнению. Нужно подождать, накопить знаний. Согласен?

Не слишком ли сложные вопросы я задаю вот так, между прочим?

Каэл глубоко вздохнул.

Чем дольше он думал над ответом, облизывая губы, тем с бо€льшим нетерпением я ждала. Время шло.

– Понимаешь, – промолвил он наконец, – я просто хочу быть хорошим человеком. У меня есть много знакомых – и замечательных, и плохих людей, причем и среди верующих, и среди атеистов. Есть нечто гораздо более важное. Чем гадать, откуда мы взялись, я уж лучше сосредоточусь на том, как жить. Хотя бы в ближайшее время.

То была самая длинная речь Каэла с нашей первой встречи. Обычно без умолку говорила я.

– Не знаю, во что верить, – добавил он и замолчал.

Где-то хлопнула дверца машины. У меня звякнул телефон: пришло сообщение от Элоди. Она пошла в гости к какой-то Джулии, где все – кроме самой Элоди – смогут выпить.

Я положила телефон экраном вниз на бетонное крыльцо.

– Не знаю, – повторил Каэл. – Знаю только, что мне еще долго разбираться с разным дерьмом.

Голос у него дрогнул, и я поняла: речь о чем-то наболевшем. Тяжело слушать такие вещи. В горле у меня саднило; я сглотнула – не помогло. При мысли о том, что успел повидать Каэл в его возрасте – в нашем возрасте, – у меня буквально щемило сердце. Гораздо проще, когда ничего такого не чувствуешь, но я не могу. Я всегда все чувствую, с самого детства. Либо радость, либо печаль – бросалась из крайности в крайность.

– Карина слишком сильно переживает, – говорила мама. – Принимает все близко к сердцу.

Мне страшно хотелось расспросить, что имеет в виду Каэл, однако я понимала: ему будет неприятно. Я ощущала его напряженность и молча смотрела в небо. Оно уже меняло цвет с голубого на оранжевый. Я представила Каэла с оружием в руках – Каэла с его мальчишеской улыбкой. Кто знает, что ему довелось испытать… Его застывший взгляд… Мне захотелось что-нибудь сказать.

– По крайней мере, теперь ты хотя бы в безопасности.

Прозвучало не слишком убедительно, а знай Каэл, что я к нему чувствую, понял бы: слова мои далеки от истины.

– В безопасности? – спросил он. – От кого?

Над нами плыли облака.

Глава 32

Ни громкой музыки, ни ярких огней. И на газоне никто не валяется. Хороший знак.

– Не так уж все страшно, – сказала я.

Отцовский дом стоял в конце тихого тупичка, за ним была поляна, а вокруг – другие дома. Мне пришлось припарковаться на улице: на подъездной дорожке уже приткнулись три машины, две из них незнакомые. Да еще отцовский фургончик – белая колымага, в которую он больше года не садился. Я эту машину терпеть не могла. Приятное воспоминание о нашей единственной давней поездке в Диснейленд давно вытеснили безобразные сцены и разборки на передних сиденьях.

Мои родители, в отличие от многих супружеских пар, не старались друг друга перекричать. Даже в детстве, помню, я предпочла бы откровенные скандалы, какие случаются в других семьях. У нас было хуже. Мама говорила колкости спокойным безразличным тоном. Она била наверняка, знала уязвимые места, умела причинить боль. А мне, маленькой девочке, хотелось, чтобы она кричала, ведь крик хотя бы показывает, что человеку ты небезразличен. Думаю, и папа предпочел бы крик.

Мы с папой справлялись со своими бедами каждый по-своему.