Самые красивые корабли

Приезжий собрал в яранге Армоля пастухов и уж в который раз стал говорить, что жителям тундры грамота так же необходима, как и прибрежным жителям, которые, по его словам, уже все умели различать следы человеческой речи на бумаге. Гость просил отдать ему детей, которых он клялся вернуть целыми и невредимыми – только научит их чтению и письму. Пастухи внимательно слушали и усердно курили табак, привезенный гостем. Они привыкли к таким разговорам. Почему же не послушать интересные новости? Все равно никто не отдаст свое дитя на обучение делу, которое и взрослым-то кажется никчемным.

– Новая жизнь идет в тундру, – продолжал приезжий. – Эта жизнь – будущее ваших детей. Став взрослыми, они вам не скажут спасибо, если вы сейчас не прислушаетесь ко мне и не пошлете детей в школу. Я знаю, что это нелегко. Я сам жил и рос в деревне и был пастухом.

– Оленей пас? – спросил кто-то из собравшихся.

– Коров и свиней пас, – ответил приезжий, – и гусей.

– Ну и умеешь врать ты! – не выдержал Атык. – Как же можно пасти птицу? Она же летает! Может быть, скажешь, что и летать умеешь?

Вопрос Атыка внес оживление, всем стало интересно: что теперь скажет бывший пастух коров и гусей.

– И человек тоже летает, – совершенно спокойно ответил гость. – И гуси такие есть, которые летать не умеют. Домашние гуси. Так кто хочет первым записаться? – деловито спросил приезжий и вынул бумагу и карандаш.

Пастухи с любопытством сгрудились вокруг него: интересно посмотреть на орудия письма.

– А можешь ты изобразить мое имя, имя моей жены, дочери? – спросил Атык.

– Скажи – увидишь, – невозмутимо ответил приезжий.

Атыку вдруг стало страшно, и он отпрянул назад.

– А я думал, что ты настоящий мужчина, – не скрывая презрения, произнес гость. – Даю слово: ни с тобой, ни с твоими близкими ничего не случится.

Атык покраснел от стыда и опустил голову.

– Атык я, дочку зовут Тынэна, а жену – Юнэу, – тихо сказал он.

Кусочек дерева с наконечником из пачкающего камня, будто заяц по снежной целине, побежал по белому полю бумаги, оставляя петляющие следы.

Атык внимательно наблюдал.

– Где тут мое имя? – спросил он, когда гость закончил писать.

– Вот оно.

Сзади навалились пастухи: им тоже хотелось увидеть имя своего товарища на бумаге.

– Непохож, – сказал кто-то из-за спины.

– Вот тут Тынэна, а это – Юнэу, – показал гость.

– Как же так? – недоверчиво произнес Атык. – Ведь девочка меньше родителей, а тут она больше. Наверное, ты все врешь! И про нелетающих гусей, и про летающих людей. Лучше по-хорошему уезжай-ка отсюда. Завтра мы дадим тебе провожатого. И советую – бросай свое дело. Ты человек взрослый и сильный. Оставался бы лучше пастухом, не смешил людей.

Люди громко смеялись, выходя из яранги. Гость стоял над своей бумагой, растерянный и жалкий. Что-то шевельнулось в душе Атыка. Он подошел:

– Пойдем ко мне в ярангу, поешь оленьего мяса.

Гость покорно пошел следом.

Он вежливо поздоровался с Юнэу и долго смотрел на Тынэну.

Атык потчевал гостя вареной олениной, свежим костным мозгом. В конце трапезы подал кружку аръапаны – крепкого оленьего бульону.

– Нехорошо получилось, – сочувствовал Атык. – Ты не должен так плохо думать о нас. Мы не маленькие дети, кое-что в жизни понимаем. Когда нам говорят о настоящей жизни, мы слушаем и не перебиваем. А когда начинают врать…

– Все, что я рассказывал, чистая правда, – угрюмо повторил гость, отхлебывая из чашки с бульоном. – Поезжайте на побережье, сами все увидите. – Гость повернулся к девочке. – Вырастет ваша дочь, и к тому времени здесь будет совсем другая жизнь. Грамотные чукчи и эскимосы приедут к вам в гости. Встретит их ваша дочь-красавица, спросят ее, грамотная ли она, и окажется, что ни читать, ни писать ваша Тынэна не умеет…

– Думаю, что наши гости такие глупые вопросы задавать не будут, – уверенно сказал Атык, прекращая этим разговор. – Жена, постели гостю!

– Пусть гость говорит, – ответила Юнэу.

Атык удивленно посмотрел на нее: когда говорит мужчина, тундровая женщина молчит… Но сейчас в глазах Юнэу было то, давно забытое, словно она очутилась на берегу моря. Значит, то еще живет в ее памяти. От недавней уверенности у Атыка не осталось и следа. Он виновато посмотрел на гостя, на жену и что-то пробормотал.

Тогда Юнэу сама обратилась к гостю:

– Говорите, мы слушаем вас.

Гость, польщенный таким вниманием, принялся с жаром рассказывать о жизни на побережье – о большой школе, построенной в Нымныме, о чукчах-радистах, научившихся слушать далекую Москву и проходящие корабли…

– Разве корабль имеет свой голос? – недоверчиво перебила Юнэу.

– Конечно! – с жаром ответил гость. – На всех лучших кораблях арктического флота есть радиостанции. Идет такой корабль мимо Нымныма, а радист на берегу сидит и разговаривает с кораблем, спрашивает – куда идет, какой груз везет.

– Атык, – обратилась к мужу Юнэу, – мы должны вернуться на побережье. Мы анкалины, а не тундровые жители. Глаза наши соскучились по синему простору, уши наши хотят слушать морской прибой.