Самые красивые корабли

В это время года люди с кочевой стороны не были частыми гостями на побережье, и оттого у дороги собралось много жителей селения. Еще издали они вглядывались в лица едущих и гадали, кто бы это мог быть.

Нарты уже вползли на сугробы, испещренные желтыми пятнами собачьей мочи, а по имени называли только учителя Быстрова, остальных же приветствовали сдержанно, как желанных, но незнакомых гостей.

Наконец какая-то старушка, пристально вглядевшись в Юнэу, всплеснула руками и прошамкала беззубым ртом:

– Да это же Юнэу со своим мужем Атыком!

Тогда все закричали и бросились обнимать их.

– Я-то увидел с самого начала, что это вы, но не решался признать, – смущенно сказал Кукы.

Раньше Атык знал его как самого многодетного и бедного человека в Нымныме, а теперь Кукы был одет в белую холщовую камлейку и в прочные камусовые торбаса.

– Надолго к нам гостить? – спросил он с достоинством, словно и не был бедным анкалином. Не дождавшись ответа и как бы вспомнив что-то, сообщил: – Я тут теперь председатель нацсовета.

– Что это такое? – с любопытством спросил Атык.

– Власть, – коротко и веско ответил Кукы и добавил: – Советская власть.

Атык не стал расспрашивать, что это такое, он и так видел, что в его родном селении произошли большие перемены и, видно, нужно много времени и терпения, чтобы привыкнуть к ним и понять их.

Старая яранга уцелела. Даже моржовая покрышка выглядела так, будто и не прошло семи лет. Только внутри полог был свернут и висел на деревянных подпорках.

Атык вопросительно посмотрел на неотступно следовавшего за ними Кукы, и тот с готовностью сообщил:

– Пока строили новое здание школы, мы здесь учили детей грамоте.

– Различать следы человеческой речи на бумаге? – оживленно переспросила Юнэу.

– Да, – ответил Кукы. – Я тоже учусь.

Юнэу и Атык озадаченно переглянулись: действительно, за время их отсутствия здесь произошло что-то значительное.

Кукы еще потоптался немного в чоттагине, глядя, как Атык с женой распаковывают полог и вешают его на деревянные подпорки. Он выспросил у девочки имя и озабоченно произнес:

– Дитя надо записать в книгу. Так полагается по новым обычаям. А взамен я дам большую красивую бумагу на всю жизнь. Это талисман советского гражданина.

Атык и Юнэу краем уха слушали разговоры Кукы, переглядывались и облегченно вздохнули, когда председатель нацсовета переступил порог, выразив на прощание готовность помочь в любое время.

Юнэу развела в чоттагине костер и поставила варить еду. Потом разыскала каменные жирники, растопила жир, засветила плошки, и ровное пламя озарило полог. Старое жилище в Нымныме обрело прежний вид, а жизнь в тундре ушла в прошлое, в то, чего уже нет.

Весь вечер заходили гости. Одни приносили кусок нерпятины, другие – жир, третьи – отрезок лахтачьей кожи на подошвы. Вспоминали покойного Гальмо, расспрашивали о тундровой жизни: как там оленьи стада перезимовали, не было ли нападения волков, не посещали ли оленьи болезни животных. Атык отвечал обстоятельно, а у самого на языке вертелось столько вопросов, что прямо рот сох. Но он был приезжим, и рассказывать полагалось ему.

Уснула утомленная Тынэна, а в чоттагине все еще теплилось пламя в каменной плошке.

Когда все разошлись, Юнэу постелила оленьи шкуры в пологе.

– Ты думаешь, правильно мы сделали, что приехали сюда? – спросил Атык, ложась рядом с ней.

– Я уверена, – ответила Юнэу. – Разве не интересно жить, когда впереди много нового?

4

Утром Тынэна сначала приоткрывала один глаз и, если тот удостоверялся, что вставать стоит, что мир так же прекрасен, каким был оставлен вчера, она вскакивала прямо на ноги.

– Ты меня пугаешь! – незлобиво ворчала Юнэу. – Будто куропатка из-под снега взлетаешь.

Тынэна съедала несколько ломтиков прошлогоднего моржового мяса, пила горячий чай из толстостенной, покрытой множеством трещин чашки и выбегала на улицу.

Жизнь в прибрежном селении мало походила на тундровую. Вместо оленей между ярангами бродило множество собак, мужчины отправлялись не к стаду, а в торосистое море, подступавшее обломками льдин прямо к жилищам.

Среди всей этой новизны самыми интересными были деревянные дома – школа, магазин, сельский клуб, в котором помещался и нацсовет, где за школьной партой, поставленной вместо письменного стола, важно восседал Кукы. Здесь он и выдал свидетельство о рождении, "советский талисман", как он выразился. Небольшая заминка произошла, когда Кукы спросил, какого числа родилась девочка.

– В те годы дни не считали, – сказал Атык.

– Это я и без тебя знаю, – строго заметил Кукы. – Но тут, – председатель поставил синий короткий ноготь на белую бумагу, – надо обязательно поставить число и месяц, иначе талисман не будет действителен.

– Я родила девочку в Длинные Дни, – вспоминала Юнэу.

Кукы долго размышлял, листал какие-то толстые книги.

– Сделаем так, – сказал он с оживлением, – поставим Тынэне день рождения восьмого марта. Это большой женский праздник. Согласны?

Атык в нерешительности переминался с ноги на ногу. На помощь пришла Юнэу:

– Пусть будет так.

– А русское имя возьмете? – деловито спросил Кукы.