Самые невероятные факты обо всем на свете

Насколько много было у новой литеры сторонников, настолько же много оказалось и противников. Для тех, кто стремился привести народ к знаниям, кто хотел отучить его от подлого «ёканья», внедрение буквы «ё» в письменную речь стало настоящей катастрофой. В рядах консерваторов были русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов, русский поэт Василий Кириллович Тредиаковский.

А уж русский поэт и литературный критик Александр Петрович Сумароков и вовсе оскорбительно отозвался о «ё», во всеуслышание заявив:

«Ввели мы едакова в нашу Азбуку урода».

Еще одним препятствием на пути буквы стали сложности, возникавшие при изготовлении типографских литер.

В 1917 году российский революционер Александр Луначарский писал: «Признать желательным, но не обязательным употребление буквы «ё».

По свидетельству историков, Иосиф Виссарионович Сталин миндальничать, как Луначарский, с противниками буквы «ё» не стал. Когда ему подали список имен и фамилий маршалов, представленных к награждению, он в ярости стукнул кулаком по столу. Уже на следующий день все статьи в номере газеты «Правда» были напечатаны с использованием буквы «ё».

В двадцать первом веке букву с рожками снова обидели, признав во многих случаях необязательной. В то же время пришли к выводу: в некоторых случаях «ё» незаменима.

«Употребление буквы «ё» обязательно в текстах с последовательно поставленными знаками ударения, в книгах для детей младшего возраста (в том числе в учебниках для школьников младших классов), в учебниках для иностранцев. В обычных печатных текстах «ё» рекомендуется писать в тех случаях, когда возможно неправильное прочтение слова, когда надо указать правильное произношение редкого слова или предупредить речевую ошибку. Букву «ё» также следует писать в именах собственных».

Интересно, что в свое время редактор, который работал с известным русским поэтом Афанасием Фетом (настоящая фамилия поэта была Фёт, происходила она от немецкого Foeth), пренебрег буквой «ё». Книга вышла с ошибкой, а поэт получил известность и вошел в историю под чужой фамилией.

«Брошенный» ребенок Астрид Линдгрен

Писать сказки – дело сложное, но увлекательное. Отпускаешь фантазию на волю, и вот уж вырисовываются черты и характеры придуманных или списанных с друзей детства персонажей. Этим маленьким созданиям можно приписать мечты и разочарования, их голосами можно рассказать обо всем, что тревожит, и никто не догадается, что они – это ты, твои обиды, твои переживания. Куда сложнее выйти к журналистам и откровенно рассказать о своей жизни, о своих ошибках, о своей боли.

Неумолимо будет бежать время, и однажды в чужой стране, в двадцать первом веке кто-то забредет в интернет и спросит:

«А вы не знаете, почему в молодые годы шведская писательница Астрид Линдгрен[51]отдала своего новорожденного ребенка в приемную семью?».

Знаем. И чтобы избежать пересудов, расскажем и вам.

Ей было восемнадцать, и в ту пору она носила фамилию Эрикссон. Родилась и воспитывалась Астрид в небольшом провинциальном городке под названием Виммербю. Описывая те края, местные жители чаще всего вспоминали ярмарку, на которой продавали коров. Как бы далеко ни отъехал от ярмарочной площади, а все равно было слышно заунывное мычание буренок. Здесь же крестьяне продавали масло, молоко, вышитые дорожки, свежеиспеченный, сильно отличавшийся от магазинного, безвкусного, душистый, ароматный хлеб. Росла Астрид в дружной, многодетной, работящей семье. Казалось, дальнейшая судьба девушки определена: придет и ее черед стать невестой, родители выберут ей мужа – так тогда было принято, родятся дети, молодые построят дом здесь, в Виммербю. Но, поспешив, дрогнуло сердце, потеплело в груди. А вскоре Астрид узнала, что с ней «случилась беда» – она беременна.