А потом они уснули – два человека, которые вот сейчас, еще пару минут назад, спасали друг друга – горячо, отчаянно, бесстрашно, бросаясь, словно в омут, в бездонный колодец, борясь со своими страхами, сомнениями и болью.
Утро было холодным и туманным – машина ехала медленно, осторожно. Тихо играла музыка, и Маша чуть слышно подпевала – так, одними губами. И почему-то им снова было чуть неловко смотреть друг на друга, как будто сегодня была их первая ночь.
«Странно, – думала Маша, – ведь он мой муж. Мой родной и любимый муж. А я смущаюсь, как девочка-восьмиклассница, которую впервые поцеловал почти незнакомый мальчик».
«Странно, – думал Митя. – Ведь она моя жена. Моя родная и любимая жена. Мы так давно привыкли друг к другу. И тут эта неловкость. Вот интересно – почему?»
Проехали километров двадцать. Ехали медленно – скользко.
Вдоль дороги стояли деревья, покрытые голубоватым инеем. Лес казался волшебным – точь-в-точь как на рисунках Билибина.
Митя ойкнул и хлопнул себя ладонью по лбу.
– Боже! Какой я кретин! Машка, тебе же звонили из журнала «Новый город», женщина какая-то, представилась помощницей главного. Я посмотрел, кстати, хороший журнал. Звонили на городской – на прежней работе им дали твой старый мобильник. Сетовали, что два месяца не могут тебя найти – обыскались. В общем, желают видеть тебя как можно скорее – говорят, есть вакансия и вообще интересные мысли. И еще попросили какой-нибудь репортаж, статью или очерк.
Маша вздрогнула и спешно, словно боялась не успеть, перебила мужа:
– Слушай, Мить!
И он увидел, как загораются, оживают, вспыхивают ее глаза.
– Слушай, Мить! – хрипло повторила она. – А ведь можно придумать новый цикл – актеры провинции.
Митя задумался.
– Здорово! Здорово ты придумала, Мань! Ведь они там не очень счастливые, правда? Их даже немного жалко. Думаю, что получатся не самые веселые истории, правда? Все-таки, наверное, у них не очень-то в жизни сложилось: бедные провинциальные театры, нищие декорации, старый заезженный репертуар, полупустые залы, маленькие зарплаты. А ведь им всем наверняка хотелось вселенской славы и почестей, известности и наград, репертуара и широкого экрана. И громких аншлагов на столичных сценах.
Маша молчала и смотрела перед собой. Она вспоминала маленький домик под зеленой крышей, хлипкий забор с прорехами. Старый абажур и потертый диван, рыжего кота на подоконнике и варенье в лиловой вазочке. Она видела своего отца, немолодого и одинокого, в обрезанных валенках и старенькой кацавейке. Она вспоминала его голос, его глаза, светло-голубые, точно такие, как у нее. И запах оладий, которые он испек в то утро для нее. И запах его табака, густой вишневый аромат, от которого немного кружилась голова. Или это было совсем не от табака?
– Митя, – тихо и жалобно сказала она, – а мы можем вернуться?
– А что, Маш, очень надо? Тебе вроде там надоело? – Он с нескрываемым удивлением смотрел на по-прежнему молчащую Машу.
Она горько всхлипнула, оттерла ладонью слезу и тихо ответила:
– Мне очень надо, Мить. Да, очень надо. Я тебе потом все объясню, договорились? А ты дай слово, что не будешь меня ругать. И еще что не обидишься, ладно?
Митя резко повернул руль. Они возвращались в К.
Приезжие
Звонок раздался в половине одиннадцатого. Назавтра предстоял рабочий день, и Лагутин уже собирался спать.
– Кто-кто? – переспросил он.
Слышно было ужасно. А когда услышал короткое «Нина», сразу понял: отец.
В последние годы эта самая Нина была сиделкой отца.
– Я понял, – ответил Лагутин и поспешно добавил: – Конечно! Рано утром я вылетаю.
Отец… После смерти первой жены, матери Лагутина, он очень рьяно стал устраивать новую жизнь, но неудача – жизнь еще раз дала серьезный сбой, через несколько лет он снова оказался вдовцом. Фатально не повезло.
Отец и их отношения Лагутина волновали не очень – все давно поросло жухлой травой. А то, что отец стар и нездоров, так здесь совесть Лагутина была абсолютно, кристально чиста – уход за ним он обеспечил.
Он достал из комода бутылку виски и плеснул в стакан. Одним махом выпил и плюхнулся в кресло. Глянул на часы – похороны послезавтра. Успеет? Билет, расписание – что там еще? Да, взять денег! Конечно, снять в банкомате. А сколько? Да черт его знает. Когда хоронили маму, все было не так – другая страна, другие деньги.
Он открыл Интернет и набрал в поисковой строке расписание авиабилетов на Москву. Давненько он не был в родном городе. Ох, как давно, четыре года назад. И, что самое странное, совершенно по нему не скучал.
Билет, конечно, нашелся. Стоил он ого-го, но кто думает про это в такие моменты?
После смерти матери Лагутина, примерно через полгода, отец женился и переехал в квартиру новой супруги. Лагутин так и не смог простить ему эту поспешность и именно тогда, в те страшные месяцы, перестал с ним общаться – совсем. Чуть позже он понял, что обида его была признаком юношеского максимализма и что так яростно негодовать, скорее всего, не стоило.