Самые скандальные треугольники русской истории

Страны моей главнейшая опора —

Не стройки сумасшедшего размаха,

А серая, безликая контора,

Владеющая ниточками страха.

В истории последнего любовного треугольника этой книги все связано с секретной службой. Некоторые ее факты известны доподлинно. О некоторых можно лишь догадываться. Кое-что вообще легендарно и кажется позаимствованным из «Тысячи и одной ночи». Что-то, наверное, до сих пор засекречено или унесено в могилу убитыми участниками и свидетелями. Но в общих чертах можно говорить о несомненной любовной драме между одним из самых ярких стилистов среди советских писателей Исааком Бабелем, выдающейся постельной карьеристкой Евгенией Хаютиной и человеком, судьбой и должностью определенным в самый мучительный из кругов Ада Николаем Ежовым.

Предыстория

Литературную и человеческую судьбу Исаака Бабеля можно назвать счастливой. Разве не счастье получить высшее образование в России, несмотря на унизительные квоты, выделяемые в то время евреям? Везением можно назвать и то, что Бабель избежал участия в Первой мировой войне, вдоволь насмотрелся ужасов Гражданской войны и при этом остался цел.

Когда он впервые попробовал свои силы в литературе, его сразу приметил авторитетный Максим Горький и в дальнейшем оказывал свое покровительство. В 20-е годы публикация его лучших рассказов, постепенно составивших конармейский и одесский циклы, вызвала не только восторг ценителей, но и гнев высокого начальства вплоть до Сталина. Безумные жестокости Гражданской и Польской войн, причем больше со стороны красных; романтизация одесских бандитов; главенство еврейской темы во всех произведениях – вряд ли это могло понравиться советскому руководству, что в двадцатые годы, что позже. Тем не менее у Бабеля выходили книги при жизни и после смерти.

Несмотря на такую явную литературную крамолу, несмотря на то, что в тридцатые годы он почти не печатался, Бабель продолжал считаться профессиональным писателем, ездил по литературным и личным делам за границу. Арест, тюремное заключение и расстрел вряд ли, конечно, можно считать счастьем. Случилось это не из-за его сочинений, а из-за непозволительной близости к сделавшему свое дело главному карателю Сталина. Но зато Бабель не узнал лагерных мук. Зато он был реабилитирован в числе первых среди репрессированных писателей сталинской эпохи.

О писателе Исааке Бабеле известно многое. Что, когда и как им написано. Более-менее понятно, почему при огромной работоспособности он создал не так уж много рассказов и пьес. Все знали, как закончилась его попытка перейти к крупной форме – роману. Осталось загадкой только то, что было в его архиве, который конфисковали при аресте, и почему этот архив был сразу уничтожен или очень надежно припрятан. Да и жизнь Исаака Эммануиловича протекала, в общем, на виду. Тем не менее Бабель и как писатель, и как человек во многом представляет собой загадку.

При этом часто ореол таинственности вокруг собственной персоны создавал он сам. Есть писатели, не в обиду будь им сказано, бесхитростные. Что видят, то и описывают. Литературоведам обычно нетрудно вычислить, кто из друзей, знакомых и родственников такого писателя послужил прототипом того или иного литературного героя. Скажем, пушкинисты исписали тонны бумаги, определяя прототипа Евгения Онегина: может быть, Пушкин писал его с самого себя, может быть, с философа Чаадаева, а возможно, и с поэта Рылеева. Но такова уж у литературоведов работа – зачастую отказывать писателю в праве просто выдумать «из головы» своего персонажа.

У Бабеля все сложно. Считается, что прототипом самого яркого героя писателя, короля одесских уголовников Бени Крика является знаменитый налетчик Мишка Япончик (Моисей Винницкий). Бабель даже не сам взялся за создание этого литературного образа, ему это было поручено. Дело в том, что в 1919 году, когда советская власть едва установилась в Одессе после отхода белых войск и ей угрожали боевые отряды петлюровцев, Япончик предложил красному командованию создать полк из профессиональных карманников, грабителей и убийц. И такой полк был создан. Правда, долго повоевать ему не удалось. Япончик был убит. Но память о нем была еще жива. Советское руководство решило использовать талантливое перо Бабеля, чтобы опорочить, дискредитировать короля уголовников.