Самые скандальные треугольники русской истории

Так Гиппиус писала Философову в 1901 году.

Однажды Зинаида Николаевна почувствовала, что просто по-бабьи влюбилась в Димочку Философова. Когда они жили в их имении в Крыму, она совершила неожиданный экстравагантный поступок. Весь бомонд уже привык к ее великолепным волосам до пяток, из которых она делала себе самые невероятные прически. А тут вдруг взяла и коротко постриглась. Вероятно, причиной послужило осознанное или неосознанное желание стать похожей на мальчика и тем самым понравиться Философову. И как-то раз сама пришла к нему в спальню и легла в его постель…

Ох уж эти рафинированные штучки… Впрочем, помимо испорченности высокими идеями, могло сказаться и увлечение кокаином и абсентом. Не может быть, чтобы ими не баловались и они. Символист Брюсов, скажем, долго и безуспешно лечился от кокаинизма. В общем, получилась одна неприятная возня. Философов тут же сбежал из Крыма в Петербург, подсунув Зинаиде под дверь письмо:

«Зина, пойми, прав я или не прав, сознателен или несознателен, и т. д. и т. д., следующий факт, именно факт остается, с которым я не могу справиться: мне физически отвратительны воспоминания о наших сближениях. И тут вовсе не аскетизм, или грех, или вечный позор пола. Тут вне всего этого, нечто абсолютно иррациональное, нечто специфическое.

В моих прежних половых отношениях был свой великий позор, но абсолютно иной, ничего общего с нынешним не имеющий. Была острая ненависть, злоба, ощущение позора за привязанность к плоти, только к плоти. Здесь же как раз обратное. При страшном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим, у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то физиологическом…»

Так что лучше им всем троим было остаться супругами «в Святом Духе».

Но Дмитрий Сергеевич тоже оказался не безгрешен, и у него наступил телесный кризис. Как и у всякого популярного, модного писателя (а он стал таким в начале века), у Мережковского появились поклонники и поклонницы. Одной из таких оказалась провинциалка Евгения Образцова. В апреле 1901 года она приехала в Петербург, Мережковский прогулялся с ней по городу. А потом он посещал ее в гостинице… Скорее всего и тут ничего человеческого не было. Но Образцова приехала и в следующем году, чтобы стать пайщицей основанного Мережковскими журнала «Новый путь». Здесь уже у Зинаиды Николаевны так взыграла ревность, что она выставила поклонницу за дверь.

В 1905 году, когда Гиппиус стала подогревать градус своего романа с Философовым, Мережковский снова влюбился. На этот раз объект его страсти был более подходящим для философско-сексуальных изысков основателя русского символизма – Людмила Николаевна Вилькина-Минская, поэтесса. Между прочим, жена того самого Николая Минского, с которым у Зинаиды Гиппиус был псевдороман 15 лет назад. Трудно было ожидать чего-то позитивного от общения Мережковского с Людмилой, которая имела ярко выраженные лесбийские наклонности. Даже на обложке ее самой известной книги «Мой сад» были изображены две целующиеся девушки. Эта история была последним взбрыком Мережковского, слабенькой попыткой выйти погулять от пары или треугольника.

О времена, о нравы! Может, лучше было бы Мережковскому поближе сойтись с Философовым, а Гиппиус – с Вилькиной? Но нет. Все предпочитали помучиться.