Самые скандальные треугольники русской истории

В данной ситуации интересной была и разница в темпераменте двух поэтов. Зинаида Гиппиус вспоминала: «Если Борю иначе как Борей трудно было называть — Блока и в голову бы не пришло звать Сашей. Серьезный, особенно-неподвижный Блок — и весь извивающийся, всегда танцующий Боря. Скупые, тяжелые, глухие слова Блока — и бесконечно-льющиеся, водопадные речи Бори, с жестами, с лицом вечно меняющимся — почти до гримас; он то улыбается, то презабавно и премило хмурит брови и скашивает глаза. Блок долго молчит, если его спросишь; потом скажет „да“. Или „нет“. Боря на все ответит непременно: „да-да-да“… и тотчас унесется в пространство на крыльях тысячи слов. Блок весь твердый, точно деревянный или каменный — Боря весь мягкий, сладкий, ласковый. У Блока и волосы темные, пышные, лежат, однако, тяжело. У Бори — они легче пуха и желтенькие, точно у едва вылупившегося цыпленка».

Летом 1905-го Белый с Соловьевым снова ненадолго оказались в Шахматово. И там последовало решительное объяснение московского поэта с богиней символистов. В этот раз Белый осторожно попросил ее перейти от Блока к нему. И снова осталась неопределенность. Как же любили неопределенность эти певцы необъяснимого в стихах и в жизни! «Я рада, что Вы меня любите; когда читала Ваше письмо, было так тепло и серьезно. Любите меня — это хорошо; это я одно могу Вам сказать теперь, это я знаю. А помочь Вам жить, помочь уйти от мучения — я не могу. Я не могу этого сделать даже для Саши. Когда захотите меня видеть — приезжайте, нам видеться можно и нужно; я всегда буду Вам рада, это не будет ни трудно, ни тяжело ни Вам, ни мне. Любящая Вас Л. Блок». Так пишет Любовь Дмитриевна Андрею Белому. «Я Тебя люблю сильно и нежно по-прежнему. Крепко целую Тебя. Твой Саша». А так пишет тому же Белому Александр Блок, бывший, очевидно, в курсе переписки своей жены.

Казалось бы, радоваться нужно. Все друг друга любят в этом высоко духовном треугольнике. И никакие требования плоти не омрачают чистоту духа. Да вот только они омрачали. И Люба разрывалась между почти откровенными предложениями Андрея прекратить «ложь», как он называл ее брак, и откровенным отстранением Блока. Он не отпускал ее к новому возлюбленному и не подпускал к себе, написав ей позже: «Моя жизнь немыслима без Исходящего от Тебя некоего непознанного, а только еще смутно ощущаемого мною Духа. Я не хочу объятий. Объятия были и будут. Я хочу сверхобъятий!» Просто какое-то мистическое чудовище.

…

Совместное пребывание в Шахматово заключалось в основном в игре друг у друга на нервах. К троице в этой игре обычно прибавлялась еще одна троица — Сергей Соловьев, мать Блока Александра Андреевна и тетка Мария Андреевна. У основных участников нервное напряжение к тому же выливалось в стихи. Именно тогда Блоком был задуман «Балаганчик». Были и действия.

Соловьев пару раз чуть не хватал Блока за лацканы, требуя верности мистическому образу Прекрасной Дамы и продолжения стихов о ней. Но Александр писал уже другие стихи. Будучи членом секты Мережковских, Андрей Белый постоянно носил на груди большой крест, подарок Зинаиды Гиппиус. Однажды при очередном тягостном разговоре ни о чем с четой Блоков он вдруг сорвал крест с груди и зашвырнул в траву. В другой раз Соловьев неожиданно поссорился с Александрой Андреевной и в полной истерике ушел куда-то в ночь. Наутро вернулся, объяснив, что его позвала «мистическая звезда» и привела в Боблово. В такой же истерике москвичи, в конце концов, покинули Шахматово, поссорясь со всеми и одновременно заверяя всех в своей любви.

Между Белым и Любовью Дмитриевной тут же началась страстная переписка, где он призывал ее к решительным действиям, иногда прямо призывал порвать с Блоком. Александру он тоже писал чуть ли не каждый день. И в своем обычном мистическом многословии тоже намекал — я люблю твою Любу и хочу, чтобы ты дал ей вольную. Поскольку с каждым днем во всей этой истории все меньше оставалось секретов для окружающих (а вскоре и для всей поэтической России), то Люба однажды даже оскорбилась не только за себя, но и за мужа, обозвала Белого свиньей и пообещала дать письменную отповедь. Но не дала, и все продолжилось.