Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели

Помимо того что эти институты позволяли подмастерьям из разных семей получать доступ к лучшим мастерам (как в варианте «пять к одному» описанного выше эксперимента), они могли стимулировать скорость инноваций еще несколькими способами. Во-первых, начинающего подмастерья от полного мастера отделял длительный период обучения, частью которого была стадия странствующего мастера. Новоиспеченный странствующий мастер, как следует из названия, переходил на работу в мастерскую другого мастера, часто в другом городе. Это позволяло недавно обученным мастерам понаблюдать за тем, как работает другой специалист. Кроме того, в мастерских авторитетных мастеров часто собирались несколько странствующих мастеров из разных городов и мастерских. Другими словами, знания нескольких мастеров могли объединяться, перекомбинироваться и оттачиваться командой подмастерьев и странствующих мастеров. Опираясь на это разнообразие, ученики, ставшие полными мастерами, могли разрабатывать свои собственные фирменные подходы, к чему они, как индивидуалисты, стремившиеся поразить других своей уникальностью, несомненно, стремились. Как уже отмечалось, Гутенберг мог позаимствовать идею подвижного шрифта у бывшего странствующего мастера[687].

Во-вторых, поскольку города и гильдии были вовлечены в межгрупповую конкуренцию, высококвалифицированные мастера были нарасхват, и им могли платить за переезд в другой город вместе с мастерской. В отличие от большинства других регионов и периодов, люди средневековой Европы не были скованы тесными родственными узами и обязательствами по отношению к конкретному месту жительства, поэтому многие мастера переезжали. Например, в Вене в 1742 г. более 75 % из 4000 мастеров родились в других местах. Они были приезжими из всего немецкоязычного мира, но в основном из его центральной части, простиравшейся от Дуная до верховьев Рейна. В Англии, которая отличалась наибольшей мобильностью, в Лондон для прохождения учебы стекались юноши со всей Европы; одним из них был некий Джеймс Уатт, который обучался там на мастера по изготовлению измерительных инструментов. В-третьих, независимые и мобильные ремесленники всех специальностей стремились группироваться в одних городах, а зачастую — на одной улице или в одном квартале. Это создавало конкуренцию, стимулировало усовершенствования и давало больше возможностей учиться друг у друга. Напротив, в Китае, где ремесленные техники и навыки передавались внутри кланов, ремесленники жили рассеянно и имели глубокие корни в родных деревнях[688].

Конечно, страны, города и даже опытные мастера хотели сохранить ценные ноу-хау в тайне. Узкие корыстные интересы способствуют сохранению тайны, тогда как коллективный мозг развивается в условиях открытости и свободного обмена информацией. Однако в отличие от других обществ, в Европе семейная структура, мобильность населения, межгрупповая конкуренция и обезличенные рынки препятствовали сокрытию ноу-хау. Мастеров постоянно переманивали амбициозные города, а подмастерья искали лучших условий. Законы, препятствующие передаче информации, были непопулярны и трудновыполнимы, что позволяло процветать промышленному шпионажу. Некоторые гильдии даже начали разрабатывать четкие нормы обмена информацией между своими членами. Например, мастера-кораблестроители в Нидерландах обменивались секретами и знаниями на обязательных ежегодных собраниях. Этот обмен, вероятно, был мотивирован сочетанием поощрений за достижения — самым умным доставался престиж — и неформальных наказаний для скрытных, если те отказывались делиться[689].

Больше города — лучше мозги

Чем многочисленнее и обильнее цивилизация (население) города, тем роскошнее жизнь его жителей по сравнению с жизнью (жителей) меньшего города.

Ибн Хальдун. Мукаддима (1377)

В более широком плане распространение и рост городов расширяли коллективный мозг Европы. К концу I тыс. сельское население начало стекаться в городские центры в нескольких регионах Европы — особенно в полосе, идущей от Северной Италии через Швейцарию и Германию в Нидерланды и в конечном итоге к Лондону. Городские поселения разрастались, и суммарное число жителей городов с населением более 10 000 человек увеличилось в 20 раз — с 700 000 человек в 800 г. до почти 16 млн человек в 1800 г. За тот же срок городское население в исламском мире даже не удвоилось, а в Китае осталось на прежнем уровне[690].