Самые страшные войска

– Ну дык, я ж глотать его не буду, только рот ополосну. А то не доедем, на хрен, – припугнул его. Тормозной кран к тому времени прихватило замёрзшим конденсатом в воздушной системе, ехали практически без тормозов. Для того, чтобы этого не случалось, на воздушных баллонах МАЗа, ресиверах, стояли специальные краны для слива конденсата, который полагалось ежедневно продувать. И это предохраняло тормозную систему от замерзания… при морозах до минус двадцати-тридцати. При сильных морозах тормозной кран все равно примерзал из-за мельчайших капелек влаги, не осевших на дне ресиверов.

Остановились, лейтёха открыл бутыль и протянул её мне:

– На, тока немного.

– Само собой, – и я присосался к бутыли, делая глотки.

Вот только не надо возмущаться "Не верю!", уважаемые читатели. Я и сейчас могу на спор выпить чистый спирт из горлышка, а уж тогда, в стройбате – тем более. К тому же на морозе спирт легче пьётся.

Начмед вырвал у меня бутыль, едва не обломав мне зубы.

– Хватит, увлёкся! Ты ж сказал, только рот ополощешь.

– Так что же, по-вашему, я спирт выплёвывать должен? И как у вас язык повернулся, товарищ лейтенант, такое кощунство произнесть. Да для вас, вижу, вообще ничего святого нет: спирт – и на землю!

И мы поехали дальше. От спирта стало совсем жарко, язык у меня развязался и я ещё долго нёс начмеду всякую чепуху:

– Подумаешь – сорокаградусный мороз – что я первый год на Севере, что ли. Нас сношают – мы крепчаем! К тому ж я родом из Сибири, так что не надо меня, та-арщ лейтенант, Родиной пугать.

Он же скис совсем, похоже – подходил к точке замерзания.

А мне было хорошо – по фигу мороз, зато какая суровая красота вокруг! Низко над горизонтом простужено светило хмурое солнце, вдоль дороги – сугробы, за ними заснеженные высоченные деревья. Сопки, покрытые льдом озёра, низкое серо-свинцовое небо.

Раньше я жил в Крыму (из Сибири меня увезли ребёнком) среди степей, вживую леса почти не видел, только читал о нем. И слово «лес» для меня однозначно сочеталось со словом «русский». Влияние одноимённого романа Леонова. Но здешняя суровая природа никак не навевала мысли об Иване-царевиче и трёх богатырях. Больше чудились суровые, немногословные герои финского эпоса «Калевала». Вобщем, всё здесь было какое-то чуждое, нерусское, я чувствовал себя здесь чужим, непрошенным оккупантом.

Наконец, приехали на Хапу. Начмед, как сидел, скрючившись, так потом вылез и скрюченный поплёлся в санчасть. Сосулька ходячая. А я, подняв кабину, слил воду и только потом заглушил мотор.

Всё! Больше я не шофёр до самого дембеля, провались ты – железяка чертова. Больше не буду я до потери пульса гонять по лежнёвке и зимникам, а ночью трахаться с ремонтом вместо сна. Пусть теперь салабоны корячатся с тобой. Дедушка Саша будет на лесоповале "прохлаждаться", помощником вальщика. Ночью всяко валить лес не заставят.

Надо бы ещё зайти в столовую, может, пожрать дадут. В окошке раздачи мне плеснули жидких щей. Я подошёл к хлеборезке, которой заведовал Цыпа.

– Привет, – говорю, – Дай, пожалуйста, хлеба, я только с Софпорога приехал.

Последовал вполне закономерный и типичный для армии ответ:

– А меня не ебёт! Я все порции на роту выдал, надо с ротой было приходить.

– Но я же только что приехал с командировки.

– А меня не ебёт! Надо было в Софпороге обедать.

Бесполезно. Я не стал спорить и пошёл к своей миске на столе. Ладно, похлебаю баланду впустую.

И тут сзади:

– Эй!

Обернулся.

– На!

И он швырнул мне небрежно на прилавок раздаточного окна два куска черняжки с таким видом, словно полцарства бросил к мои ногам.

– Так уж и быть – бери, задавись, доходяга. И помни, блин, мою доброту.

Мне в душу словно горькой желчи плеснули! Ну да ладно, голод не тётка. Но запомню. Вообще я не злопамятный. Просто злой, и память хорошая.

– Спасибо, Цыпа, – говорю надтреснувшим голосом, – не забуду.

И не забыли ему солдаты! На дембель набили таки хлеборезу морду за подобные дела.

После ужина меня увидел наш старшина.

– Привет! Ты привёз насос для котельной?

– Ну.

– Хрен гну! Надо было сразу же мне доложить, уже бы ставить начали. В казармах холоднее, чем на улице! Беги в котельную, предупреди кочегаров, а я пойду в гараж, насчёт насоса распоряжусь.

Интересно, если котельная не работает неделю, чего там кочегары делают? Но старшина сказал, что к ним идти туда.

В котельной, разумеется, никого не было. Я на всякий случай осторожно, чтобы не обморозить лёгкие, крикнул:

– Эй, мазуты, есть кто живой?

Вдруг послышались странные звуки, словно кто-то отдраивал рубочный люк подводной лодки. Наконец, дверь топки отворилась, и я с изумлением услышал оттуда голос кочегара:

– Чего надо?

А-бал-деть! Огнеупорная обмуровка котла остывала медленно, долго сохраняя тепло, и как только температура внутри топки стала сносной, кочегары положили доски на колосники и спали внутри, согреваясь. А до этого они спали на этом же котле сверху.

– Я насос вам новый привёз, сейчас его сюда притащат. Так что готовьтесь.

– Ладно, поняли.

Я повернулся к дверям.

– Эй! – раздалось из котла, – А топку кто за тебя закрывать будет? Тепло-то выходит!