Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой

Когда я деликатно осведомляюсь у него, нельзя ли мне сделать пару фотографий, он с радостью кивает и тотчас приглашает меня прогуляться по монастырю. Мне разрешают сфотографировать не только его, но и Раку Пяти Святых и даже его личную келью. Последняя понравилась мне более всего: она представляет собой высеченную в горе пещеру, какие часто попадаются в этих краях с лессовым грунтом. Изнутри она обклеена газетной бумагой, обстановка ее строгая и аскетичная, у стены стоит сундук, до краев наполненный фигурками святых, родословными и жертвенными дарами, а рядом лежит подушечка для колен.

Пока я устанавливаю штатив, мастер Янь возится с розеткой, и через пару секунд сундук превращается в сияющий хаос из красных, зеленых и желтых лампочек. Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ.

Мы еще немного пьем чай, болтаем о том о сем, но вскоре я вынужден распрощаться. Я слишком много отдыхал в последнее время, а город Юньчэн все еще очень далеко. Мне надо поторопиться, если я хочу успеть туда к Празднику весны.

Стоя у ворот, я туго затягиваю ремни своего рюкзака и со вздохом отмечаю, что он снова стал тяжелее. Мастер Янь подарил мне миниатюрное издание «Дао дэ цзин», маленький амулет в форме указывающей руки, которая в случае опасности подскажет мне правильное направление, а также баночку чайных листьев из монастырского сада.

Приеду ли я сюда снова, когда заведу жену и детей, спрашивает он на прощание. Я говорю «да». Я действительно надеюсь на это.

Я иду по горной дороге, которую мне подсказали жители деревни. Здесь, наверху, воздух свеж и чист, не то что внизу на равнине. Тихие аллеи ведут меня по горной местности, изрезанной ущельями и полями, я глубоко дышу в такт шагам. Как-то я прилег под деревом на полчаса, а когда проснулся, то подумал, что сон все еще длится. Вокруг стоит абсолютная тишина. Хищная птица неподвижно парит в небесах.

Под вечер я прихожу в Синьши и ужасаюсь: деревня чернее ночи! Это поселение угольных рабочих. Оно расположено у входа в рудник таким образом, что над главной улицей проходит фуникулер, доставляющий черные глыбы к равнине. Если не присматриваться, то можно принять движущиеся ковши за туристические кабинки, из которых все время крошится вниз что-то черное.

Я захожу в первую попавшуюся гостиницу и спрашиваю, сколько стоит комната.

– Шестьдесят юаней, – говорит регистратор. Это значит – шесть евро.

Недешево. Моему мысленному взору представляется хорошо отапливаемый сьют с душем и туалетом. Однако, когда мне показывают номер, он почему-то оказывается затхлым и холодным, а у двери одиноко притулился ночной горшок. Душа нет.

– Двадцать юаней, – говорю я регистратору и показываю своей улыбкой, что мы оба знаем, как смешно звучит его цена.

– Шестьдесят, – отвечает он хладнокровно, перебирая какие-то бумажки на столе.

– О’кей. Двадцать пять.

– Шестьдесят.

– Тридцать?

– Шестьдесят.

Я начинаю заводиться.

– Да что это такое? Неужели нельзя пойти навстречу друг другу?

Он отрывает взгляд от своих бумажек.

– Очень жаль, но эта цена окончательная. Она не подлежит торгу.

– Но это же смешно, вы и сами отлично это знаете! Мне пойти поискать другую гостиницу?

На его лице появляется насмешливая улыбка:

– Здесь нет других гостиниц. Впрочем, вас никто не уговаривает остаться.

Дальше происходит то, чего я совсем не хотел. Во мне вскипел гнев – клокочущий, хлопающий дверьми венгерский гнев.

Через час я угрюмо сижу перед тарелкой равиоли в закусочной и спрашиваю себя, как это могло случиться? Официантка села напротив и с любопытством разглядывает меня. Я единственный гость.

– Что-то не так? – участливо спрашивает она.

– Нет, все нормально. – Я замолкаю, но она не спускает с меня пристальных глаз. И я продолжаю:

– Я не знаю, где сегодня переночевать.

– Что, в гостинице нет свободных мест?

– Не совсем так. Я там… поссорился с людьми.

Ее глаза расширились:

– Из-за чего?

– Слишком дорого. Шестьдесят юаней за маленькую конуру без душа.

– И что? Я думала, у иностранцев есть деньги.

– Дело совсем не в этом. Я просто не хочу, чтобы меня оставляли в дураках.

– И сейчас тебе негде переночевать?

– Да.

В самом главном администратор прав: здесь есть только одна гостиница. И она принадлежит ему.

– Знаешь что, – задушевно говорит девушка, – просто вернись обратно и возьми эту дурацкую комнату. Тогда ты сможешь отдохнуть, а наутро мир будет выглядеть не таким уж плохим.

– Что?! Потерять лицо?! – Я возмущенно топаю ногой под столом. – Никогда!

Она смеется:

– Вот уж не знала, что иностранцы так озабочены тем, чтобы не потерять свое лицо.

Я пожимаю плечами. Не дождавшись иного ответа, она завершает свою мысль:

– У нас есть пословица: «Кто до смерти будет печься о своем достоинстве, тому будет трудно жить». Ты понимаешь, о чем я?

Я неуверенно киваю. Это мудро и хорошо, но сейчас никакие умные поговорки не спасут меня от холода. Я мрачно кручу в руках телефон. Никаких новых сообщений.

У изобретательной девушки есть еще одна идея.

– А что, если поехать в следующую деревню и там снять комнату?