Промедли я, и двузубая штуковина проткнула бы мне желудок. В последний миг я ногой парировал удар людоеда, уберегшись от «прободной язвы», но и только. Выбить вилку из рук Глута мне не удалось. Не давая мне перегруппироваться, он как заправский фехтовальщик продолжал делать выпады, норовя поймать меня на ложный замах. Я как умел отражал удар за ударом, каждый раз немного отходя назад. Я вёл себя неразумно, не пуская в ход «спиттлер»: зарок есть зарок, обет есть обет. А после того как Глут расковырял «десертной вилочкой» мою левую голень, я окончательно забыл об огнестрельном оружии. Меня взяло за живое, я должен был вырубить жирного ублюдка голыми руками.
Избавившись от снижающих быстроту движений поленьев, я сосредоточился на холодном оружии Глута, чтобы выбив его, перейти к чисто рукопашной схватке. Глут подловил меня на ложный замах и, пока я отбивал вилку, его правый кулак добрался до моей головы.
Я почувствовал себя как человек, которому заехали в лицо четырехкилограммовым силикатным кирпичом. Покачнувшись как берёзка в штормовую ночь, я потерял равновесие и попал в худшее из возможных положений – в мёртвую точку. В мёртвой точке нередко оказывается, например, футбольный вратарь – и пропускает обидную «бабочку», «пенку». Мяч катится небыстро да и проходит совсем рядом, едва не касаясь ног, а голкипер бессилен: положение его толчковой ноги в этот миг таково, что бросок в нужную сторону невозможен – бедолага завис в мёртвой точке. Но пропуская гол в свои ворота, вратарь в конечном счёте не проигрывает даже корову. А вот в рукопашной схватке, когда противник мечтает прикончить тебя, термин «мёртвая точка» приобретает наряду с фигуральным и зловещий буквальный смысл.
Проведя удачный удар, Глут отскочил, избегая контратаки. До его нового выпада я должен был выбраться из мёртвой точки и перегруппироваться. Я сделал это, не выпуская противника из поля зрения, и тут земля ушла у меня из-под ног. В последнее мгновение я рефлекторно расставил руки – это меня и спасло.
Я оказался в круглой яме – находившейся рядом с несгораемым шкафом земляной норе, которая в прошлый раз была прикрыта сложенными крест-накрест поленьями. Я повис над пропастью, упираясь ладонями в края ямы – точь-в-точь сидящий в траве кузнечик.