Самый большой подонок

Роддом стал нашим университетом, благодаря которому в раннем детстве мы узнали кое-что о некоторых пикантных вещах. По водосточным трубам или по лепнине фасада мы забирались на верхние этажи и наблюдали за жизнью женских раздевалок, душевых комнат, процедурных и прочих кабинетов и, конечно, святая святых всякого роддома – родильного отделения. Мы горячо обсуждали экстерьер представительниц постоянно меняющегося тут женского контингента, стремящихся за немалую дополнительную плату рожать именно в нашем роддоме. Именно пытавшихся, потому что не у всех это, к сожалению, получалось. Мы оценивали и изучали интимные анатомические особенности, достоинства и недостатки рожениц, их физиологические и прочие, зачастую извращенческие, привычки. Медсестёр, врачей, нянечек и акушерок мы знали гораздо лучше, нежели появляющихся здесь всего на несколько дней пузатых будущих мамаш. Обслуживающий персонал роддома мы изучили досконально – могли, например, точно описать форму и размеры ягодиц каждой труженицы «родильного фронта», её грудей, сосков, больших и малых половых губ, цвет и степень курчавости волос на лобке и так далее и тому подобное. Мы знали о них почти всё – больше, чем они о себе. Иногда мы дрались между собой за право занять лучшее для наблюдения место у окон родильной палаты, бывшей сердцем роддома. Однажды нам даже довелось наблюдать садистскую процедуру кесарева сечения. Особенно нам нравилось смотреть, как рожают молоденькие несовершеннолетние девчонки – таких был легион. Мы слегка ревновали юных мамаш к их дружкам, очень легкомысленным из-за обилия половых гормонов в молодой горячей крови, которым удавалось соблазнять девчонок на «шпокель-фокель» и преждевременно доводить до роддома. Со двора нас гоняли метлой, но спустя некоторое время мы вновь болтались по больничному двору в поисках сомнительных развлечений – юные рекордсмены среди даже опытных вуайеристов.

Напротив главного корпуса находился бельевой склад. Там, на сушилах, на грудах проветриваемых матрацев, мы неумело совокуплялись с нашими дворовыми подружками-малолетками – такими же глупыми, как и мы, недомерки-калифы на час-другой. Мы спаривались с ними, потому что роддом возбуждал нас, юных фетишистов-вуайеристов, потому что его постоянная близость ускоряла наше половое созревание и подталкивала нас к близости интимной.