Самый большой подонок

Повиснув на ажурных переплётах фермы наподобие летучей мыши-вампира, я с мстительной дьявольской улыбкой наблюдал своими «глазами ночного видения» за байпасовцами, в гнетущем молчании столпившимися возле эшафота, куда всем им, фигурально выражаясь, предстояло вскоре подняться. У них, как говорится, играло очко. Третий «колокольчик» с толстобрюхим шифровальщиком Сисой в роли камешка или гаечки окончательно подавил нелюдей, а ведь они ещё не видели друзей-колокольчиков Мырка и Клиска! Но и этого хватило, чтобы им понять: шутки кончились. В большинстве своём монстры оказались самыми настоящими трусами, когда предельно чётко осознали: сейчас их всех станут методично убивать, и пощады им не будет. Их псевдосмелость и наглость проявлялись только в стае – там они без помех могли глумиться над лишёнными возможности дать сдачи несчастными эстафетчиками и теми, кто шёл по Большому Эллипсу. То есть нелюди поразительно напоминали некоторых гуманоидов. И вот теперь наступал час расплаты – расплаты сполна.

Кое-кто из байпасовцев наверняка был не прочь дать дёру из ангара, невзирая на грозившее им в таком случае жестокое наказание. Ворота были заклинены, но оставалась дверь, через которую меня выводили в Павильон Гнусностей. Правда, замки на ней давно испортил «короед», но нелюди об этом не знали. Однако заклиненные ворота, сломанные замки и наглухо заваренные двери не могли бы остановить нелюдей. С помощью простейших технических средств выбраться из дышащего смертью ангара не представляло большого труда. Но ни один байпасовец не стронулся с места. Похоже, непроглядная тьма неестественной ночи пугала их куда сильнее, нежели темнота обесточенного ангара, и из двух зол они выбрали меньшее. Кроме того, они понимали, что после смерти шифровальщика Сисы никто не сумеет открыть те самые шлюзы, которые я мысленно называл невидимыми дверями. Впрочем, Ксакр как командир вполне обошёлся бы и без Сисы с учётом форс-мажорной ситуации.

Итак, байпасовцев удерживал в ангаре элементарный страх. Страх да ещё Ксакр, тупой и ревностный служака. Хотя он был обескуражен и подавлен не меньше подчинённых, выработанные в течение долгих лет условные рефлексы профессионального служаки, палача и садиста помогали ему действовать в опасных ситуациях почти автоматически – с упорством, настойчивостью и нечувствительностью к временному поражению, свойственным старинной боевой машине.