Самый большой подонок

Везунчиком я был, потому и уцелел. У той стены бабахнуло так, что меня приподняло сантиметров на двадцать от пола, а искалеченные уши на некоторое время оглохли. Сделав несколько глотательных движений и обретя слух, я осторожно высунулся из-за кожуха.

Наступающим с моря туманом по залу распространялся едучий дым, сквозь который пробивались душераздирающие стоны оставшихся в живых, но раненых охранников. Один из них, заброшенный взрывной волной на металлические антресоли, визжал как недорезанный поросёнок. Ног ниже колен у него не было, каким-то чудом он держался на поручнях, повиснув на них животом. Он верещал не переставая, и кто-то из его уцелевших приятелей выстрелом в разодранный в нескончаемом крике рот заставил беднягу замолчать навсегда. Труп совершил несколько колебательных движений и сорвался с ограждения галереи, отметив падение глухим стуком.

Взрыв не прошел бесследно и для меня – и в прямом, и в переносном смысле. Он перетряхнул скопившиеся в голове, как в трубке детского калейдоскопа, осколки, кусочки и фрагменты недооформившихся мыслей, догадок и предположений – и они наконец встали на нужные места, образовав чёткую, законченную и гармоничную картину. Она читалась как откровение.

Я понял, кто, где и когда подменил мне патроны. Это могла сделать только Лизель. Времени у неё на это было – вагон и маленькая тележка. Заговорщики прекрасно понимали, что освободившись из-под надзора клубка, я постараюсь покончить с главной пружиной, приводящей в действие механизм Мира Детерминатора. Они знали также, что если меня схватят, то и в этом случае личная встреча с Определителем будет мне обеспечена – именно этот второй вариант и реализовался. Не могли они знать лишь того, что к моменту «исторической встречи» я не израсходую боезапас. Значит, рассчитывали, что и безоружный я так или иначе покончу с Главным Бабуином.