Самый большой подонок

Тот факт, что заговорищикам нужно было рсаправиться с Определителем моими руками, объяснялся просто. Естественной выглядела своеобразная щепетильность людей, не желавших, чтобы его убивали «свои», пусть даже какие-нибудь пацифисты, инсургенты, революционеры либо уголовные элементы. Весьма соблазнительно было выставить в качестве убийцы взбунтовавшегося эстафетчика, «пришлеца» из иного мира, чужака во всех и всяких смыслах, чтобы заговорщики и взращённый ими новый вождь сохранили лицо и умыли руки. Подать это с наивозможнейшей помпой и затем публично либо потихонечку, например, при попытке к бегству, казнить меня. Куда ни кинь – всюду клин. Смерть ожидала меня при любом раскладе и исходе вершившегося помимо моей воли и спроса дела, под которым безостановочно струились реки и моря крови.

Я отчётливо ощутил, что сейчас меня будут убивать. Торг был неуместен: я представлял для подставивших меня коварных и беспринципных злодеев не больше интереса, чем отработанный или, как его называют специалисты-теплотехники, мятый пар. Прячась за кожухом со своим дурацким «спиттлером», я ощущал себя типичным первоклашкой-промокашкой, начисто провалившим контрольную работу по страдательному залогу и потому оказавшимся в столь нелюбимой им грамматической форме. В распахнувшемся навстречу всем ветрам в округе моему воспалённому разуму открылись и другие вещи, прежде недоступные для понимания из-за необъяснимой самому себе инфантильности и зашоренности.

Во-первых, я твёрдо знал теперь, кем был тот брюнет с благородным, но помятым лицом джентельмена, заходивший к матушке Вомб. У меня в ушах застыл змеиный шёпот благообразной канцелярской крысы, будто сошедшей с обложки журнала «Клуб шестидесятилетних», которым она произнесла слова «пистолет» и «как миленький». Под пистолетом подразумевался мой «спиттлер», а под «как миленький» – я сам, не способный даже к примитивным интригам Иван Дурак, как миленький проделавший всё, что было задумано и спланировано заговорщиками, которые посчитали невозможным держать у кормила власти безнадёжно отставшего от времени Определителя и решили заменить его диктатором с более твёрдой или более мягкой рукой.