Самый большой подонок

Вот только тополиный пух неприятно щекотал ноздри. Он летел нескончаемой белой метелью из огромного парка, начинавшегося за глухим непроезжим переулком, отходившим влево от булыжной мостовой и упиравшимся в высоченную стену из красного кирпича. Эта мощная, казавшаяся несокрушимой стена ограничивала вытянутый вдоль мостовой парк с одной из боковых сторон. С трёх других он был обнесён лишь невысоким, чуть более метра, штакетником, выкрашенным в тёмно-зелёный цвет. С асфальтовой дорожки, по которой шагали Эдуард и мальчик, можно было попасть в засаженный преимущественно тополями парк через прорезанные в штакетнике на равном расстоянии узкие, без дверей, калитки. Дорожка буквально утопала в сугробах облетавшего зачастую вместе с ветками тополиного пуха, в котором копошились желторотые воробышки, не так давно появившиеся на свет и теперь пытавшиеся научиться летать. Они подпрыгивали и неумело перепархивали с места на место, с реечки на реечку, со столбика на столбик, и, казалось, их ничего не стоит поймать. На деревянных тумбах расселись любопытные трясогузки, весело напевая короткие немудрёные песенки и потешно покачивая хвостами. Выше, на деревьях, сидели, переговаривались друг с другом и перепархивали с ветки на ветку сотни и, наверное, тысячи грачей. До сих пор Эдуарду не приходилось встречать такого количества собранных в одном месте чёрных как смоль птиц. Их вид напомнил ему такую же чёрную униформу дёртиков, и настроение его несколько упало.

Отсюда Лаврентьев смог различить, что вымощенная булыжником улица заканчивается тупиком. Сквозь обильную зелень проглядывало красно-белое старинное здание. Эдуард догадался, что это родильный дом.

Дойдя до середины окаймлявшего парк заборчика, Лаврентьев остановился перед очередной калиткой. Выпустив руку мальчика из ладони, он легонько подтолкнул его ко входу. Они вступили в парк и сразу увидели поджидающего их человека.