– Можно задать вам вопрос, товарищ Дикенсон? – промолвил Сталин, глядя на американца с выражением некоторого недоумения в прищуренных глазах. – Я думаю, вы догадываетесь, что, несмотря на моё положение вождя советского народа, я, вообще-то говоря, остаюсь простым незамысловатым человеком. Я родился в нищей грузинской семье. Грязь, бедность, безграмотность и пьянство – вот, что я видел в своём детстве… И, конечно, нет ничего удивительного, что я стал революционером, бунтарём, коммунистом! Но
Дикенсон порывисто встал, как бы подчёркивая, что нельзя отвечать на такой важный вопрос, сидя в уютном кресле.
– Мир капитализма несправедлив и жесток! – воскликнул он голосом, в котором звучало искреннее убеждение. – Мы хотим изменить его! И у нас нет никаких сомнений, что единственный способ для достижения
Сталин выглядел слегка ошеломлённым. Что этот рыжий долговязый янки имеет в виду, употребляя эти звучащие по-французски слова –
– Спасибо, – сказал он.
Глава 9. Алекс. Японское море. Апрель 1943 года.
Почему моя бывшая родина так любит красный цвет?
И вот теперь –
Капитан и старший офицер восседают по концам стола.
Мы уже пили за здоровье величайшего Вождя всех народов товарища Сталина, за неизбежную победу над немецкими фашистами, за здоровье «лучшего друга советского народа, президента Рузвельта», за успех Ленд-Лиза и за приближающийся конец нашего путешествия из Америки в Россию.
Я уже потерял счёт тостам.
Наше празднование вызвано одним поводом – через день-два мы, в конце концов, прибудем в этот таинственный Владивосток, где я имел счастье родиться тридцать два года тому назад…
…Перед началом нашего застолья нам показали последний американский фильм под интригующим названием «Полярная звезда». Впрочем, ничего полярного на экране не оказалось, ибо нудное действие этого детища Голливуда тянулось в украинском колхозе под названием «Полярная звезда» в первые месяцы войны. Но ничего, напоминающего войну, на экране не происходило. Отлично одетые колхозницы, похожие на преуспевающих американок и демонстрировавшие ярко накрашенные губы и модные причёски, прогуливались на высоких каблуках по аккуратно асфальтированным сельским улицам, среди благоустроенных коттеджей, невнимательно прислушиваясь к отдалённым взрывам, оживлённо беседуя и хохоча.
Может, эта киноложь и обманет кого-нибудь в Америке – особенно тех, кто симпатизирует большевикам и обожает великого Сталина (а таких немало в Штатах), но я был на Украине в июне сорок первого и видел ужасы первых дней войны: и горящие сёла, и страшные взрывы, и мёртвых крестьян, валяющихся прямо на дорогах и на порогах своих домов… Перед тем, как я был приглашён в «Вашингтон Телеграф», я работал несколько лет журналистом в Лос-Анджелесе и был знаком с Лилиан Хеллман, написавшей сценарий этого бессовестного образца прокоммунистической кинопропаганды. Если б я имел сейчас возможность встретиться с ней, я бы крикнул ей: «Лилиан, ты, большевистский ублюдок! Видела ли ты когда-нибудь нищий украинский колхоз?! Брела ли ты когда-нибудь сквозь грязь глубиной в два фута, покрывающую немощёные улицы этих сёл?! Видела ли ты реальных украинских колхозниц, истощённых, грязных и смертельно уставших?! Ты и режиссёр этого гнусного фильма Льюис Майлстоун – вы оба мерзкие лжецы!».
Я не мог заставить себя смотреть на это кинодерьмо. Я вышел на верхнюю палубу и стоял там, разглядывая горизонт и пытаясь различить очертания приближающихся российских берегов…
…Я почувствовал, как алкогольное тепло распространяется по всему телу и приятная лёгкость кружит мне голову.
Капитан встал. Он был красив: типичный морской волк с крупным загорелым лицом и копной густых полуседых волос. Неудивительно, что наша красавица-доктор Анна Борисовна была в любовной связи с ним.
Пьяный шум и громкий хохот утих. Глядя на меня и Джима и приветливо улыбаясь, капитан сказал:
– Товарищи, я хочу предложить тост за здоровье наших дорогих американских союзников, Джима Крэйга и Алекса Грина, сидящих здесь среди нас и празднующих вместе с нами конец нашего долгого пути!..