Самый долгий день нашей жизни (СИ)

— Давай завтра, ладно? Я все объясню, но сейчас… не готов. Это долго… — Он запил капсулы водой. — Я… попробую уснуть. Завтра рано меня не будите, хорошо?

— Конечно, дорогой. — Доминик обняла его за плечи и неожиданно поцеловала в макушку. — Завтра так завтра. Пошли спать.

Они вместе поднялись наверх. У своей спальни Дом вновь положила руку ему на плечо и кивнула в сторону двери.

— Пошли, родной. Я соскучилась…

Впервые за несколько месяцев.

***

Телефон в Гарден Лодж практически не затыкался. Фиби был приставлен к аппарату — посылать всех нафиг… ну, то есть, вежливо и культурно давать понять, что хозяин разговаривать не намерен.

Фредди был… раздавлен? Не то слово. Казалось, только теперь он по-настоящему узнал, что называют «ударом ниже пояса». Хуже всего были не эти дурацкие «откровения» — чего только о нем не писали за все эти годы, каких только идиотских сплетен не собирала пресса, — и не то, что смерть сразу двух людей, некогда бывших его друзьями, стала предметом торговли для грязных журналистских шлюшек. Даже не то, что правда о его болезни открылась миру столь отвратительным образом.

Пол…

Нет, это не удар ниже пояса — это выстрел в спину.

Вероятно, он, Фредди Меркьюри, — самый большой дурак на свете. До сих пор, несмотря на все дерьмо, которое ему пришлось хлебнуть, он так и не разучился верить людям.

Он постоянно прокручивал в голове их последнюю встречу с Полом, когда они, оба в гневном запале, наговорили много такого, за что теперь было стыдно. Бессчетное количество раз за эти годы им случалось собачиться и кричать друг на друга, как самой настоящей влюбленной парочке, чтобы потом с таким же пылом помириться. Но что бы ни происходило между ними, Фредди никогда в жизни не смог бы предположить, что Пол — старый-добрый Пол, влюбленный в него по уши, — способен на такое низкое, мерзкое предательство.

По телу расходилась мучительная дрожь, и только усилием воли Фредди заставлял себя не поддаваться панике. Никому нельзя верить, никому! Любой может предать. Даже тот, от кого меньше всего этого ждешь.

Вчера вечером приезжал Майами. Пытался уверить его, что никакой катастрофы не случилось. Что редакция «The Sun» не располагает необходимыми доказательствами (даже слитые Прентером фото, если подумать, едва ли сойдут за таковые), а значит, они вправе потребовать опровержения. Что он уже звонил Джону Риду, который обещал всестороннюю поддержку. В конце концов, они по обоюдной договоренности создавали видимость крепкой дружбы. И потом, как знать, что может выболтать Пол Прентер о нем самом…

Заодно Джим сообщил еще одну любопытную подробность. Как удалось выяснить, Пол получил за свои россказни больше тридцати тысяч фунтов. Так-то, детка! Ничего личного, только бизнес.

Уже после, ближе к ночи, Фредди почувствовал приближение знакомого приступа. Очнулся он накрепко прижатым к кровати накачанным телом Джо, который привычной хваткой удерживал его запястья и шептал на ухо слова успокоения. Мышцы ослабели настолько, что простой поворот головы вызывал ужасную боль. С тех пор как его начали мучить эпилептические припадки, Фредди заметил явную связь между ними и периодическими обострениями его давней паранойи, как будто резкий выброс адреналина провоцировал судороги. Джо, кажется, тоже это понял. Во всяком случае, именно он был единственным, кто мог хоть как-то помочь.

И вот, теперь Меркьюри сидел в любимом глубоком кресле у себя в спальне и мрачно размышлял, что же делать. С какой стороны ожидать удара…

— Фредди, там Брайан звонит. — Джо показался в дверях, пытаясь привлечь его внимание.

Фредди отвернулся.

— Скажи ему, что я ушел в… Ну, в общем, куда-то ушел. И когда вернусь, ты не знаешь.

Выше его сил было сейчас говорить с кем-либо, пусть даже с Браем. Да и что может сказать такой мудрый и такой правильный мистер Мэй человеку, чья жизнь вдруг предстала перед высокоморальной общественностью грязной, вонючей застоялой лужей? Прочесть еще одно наставление? Сказать, что предупреждал его?

— Может, все-таки подойдешь к телефону? С тобой Мак хочет поговорить. — Джо не отставал.

Осознание того, что известие о его позоре уже достигло и Германии, вылилось очередной вспышкой раздражения.

— Меня нет, черт возьми! Даже для Мака. Сколько раз повторять, что я не желаю говорить ни с кем! Заруби наконец себе на носу. И Фиби предупреди.

Неужели его не могут оставить в покое хотя бы на пару дней?!

Когда Джо показался в третий раз, Фредди и не взглянул на него.

— Фред…

— Да что такое?! Я же предельно ясно сказал, куда посылать всех! В чем проблема, парень?

— Я посылаю, посылаю… Фредди, это Роджер. Говорит, что у него какие-то новости.

Фредди только махнул рукой и упрямо вперился взглядом в окно. Однако посидев так несколько мгновений, неожиданно встрепенулся, хмуро потер глаза и, поборов себя, все же поплелся к телефону.

Преодолевая глухое, темное раздражение, как будто выныривая из какого-то вязкого омута, он спустился вниз и снял трубку.

— Алло, привет. Ты что-то хотел?

Сквозь треск и гул на том конце провода раздался веселый хриплый тейлоровский тенор: