Самый глупый ангел

— У меня в бумажнике один, кажется, есть, — ответил он, пытаясь стянуть ей свитер через голову.

— Я этим не занимаюсь, — сказала она, сражаясь с пряжкой его ремня.

— Я проходил обязательный медосмотр месяц назад, — сказал он, освобождая ее груди от ига хлопка повышенной прочности. — Чист, как стеклышко.

— Ты меня не слушаешь!

— Ты очень красивая в таком свете.

— А если мы делаем это… понимаешь, так быстро после знакомства, — я от этого не кажусь тебе порочной?

— Конечно, можешь называть его хорьком, если хочешь.

И вот так, в нежной честности, в искренней близости заговорщики изгоняли друг из друга одиночество, и в комнате романтично разносился запах гробокопательского пота, пока они постепенно влюблялись друг в друга. Самую малость.

Несмотря на тревоги Тео, Молли в старой церкви не было. Ее навещал один старый знакомый. Ну, не совсем знакомый, скорее — голос из прошлого.

— Совсем рехнулась, — сказал он. — Вряд ли тебе от этого хорошо.

— Заткнись, — ответила Молли. — Я пытаюсь вести машину.

Если верить «ДСС-IV» — «Диагностическому и статистическому справочнику умственных расстройств», — нужно, чтобы у тебя наблюдалось хотя бы два симптома из нескольких, и можно диагностировать психотический припадок, или, как нравилось называть его Молли, «биение художественной жилки». Но есть исключение — один-единственный симптом, по которому тебя запросто внесут в графу малахольных: «голос или голоса, постоянно комментирующие события повседневной жизни». Молли называла его закадровым голосом, и уже больше пяти лет от него не было слышно ни звука — с тех пор, как она пообещала Тео принимать лекарства и не бросать. Таков был уговор: если она не перестанет принимать свои лекарства, Тео перестанет принимать свои — а если конкретнее, даже не притронется к излюбленному, марихуане. Привычка в Тео укоренилась крепко и держалась четверть века: курить он начал еще до их знакомства.

Молли не нарушала уговора; штат даже отозвал у нее справку, и она больше не получала пособия. Расходы частично оплачивались авторскими отчислениями от всплеска интереса к ее старым фильмам, но в последнее время денег перестало хватать.

— Это называется «разблокатор», — сказал закадровый голос. — Разблокатор Упертого Торчка и Малютки Воительницы, а это — вы двое.

— Заткнись, никакой он не упертый торчок, — ответила Молли. — Да и я не Малютка Воительница.

— Отлично ты ему прописала на погосте, — продолжал закадровый голос. — Здравая женщина так себя не ведет — так себя ведет Кендра, Малютка Воительница Чужеземья.

Молли непроизвольно сжалась от упоминания о самой знаменитой своей роли. Время от времени личность Малютки Воительницы просачивалась с большого экрана в ее повседневную жизнь.

— Я старалась не показывать ему, что во мне наличествуют, может, не все сто процентов.

— «Может, не все сто процентов»? Да ты возила по улицам рождественскую елку величиной с трейлер. Тебе до ста процентов еще очень далеко, дорогуша.

— Что ты понимаешь? У меня все отлично.

— Ты со мной говоришь, не так ли?

— Ну…

— Ну и вот.

Она забыла, каким он бывает самодовольным.

Ладно, хорошо, может, «художественная жилка» в ней и бьется чаще обычного, но совсем с реальностью Молли ведь не порывает. К тому же — ради благого дела. На деньги, сэкономленные на медикаментах, она купила Тео подарок. Его отложили для нее в стеклодувной галерее: бонг из двухцветного стекла ручной работы, в духе «Тиффани». Шестьсот баксов, но Тео понравится. Свою коллекцию бонгов и кальянов он уничтожил, когда они только познакомились, — в знак разрыва с дурной привычкой, — но Молли знала: ему ее не хватало.

— Ну да, — сказал закадровый голос. — Ему этот бонг как раз не помешает, когда он поймет, что дома его дожидается Малютка Воительница.

— Заткнись. У нас с Тео просто случился авантюрный романтический миг. Нет у меня никакого срыва.