Самый короткий день и самая длинная ночь

Выпив немного вина со своим лучшим другом Григорий отправился спать, ведь уже через несколько часов нужно было вставать готовить алтаря к утрене. Гриша расстелил кровать за печью и залез под теплое пуховое одеяло. Совсем недолго хватило ему чтобы окунуться в сладкий сон, но громкий стук в окно заставил его как ошпаренного вскочить с кровати. Он узнал знакомое лицо – перед ним стоял сельский староста – молил пустить его в избу. Староста весь запыханный сел подальше от окна из которого, по его словам, смотрела на него его супруга на голове у которой вместо ее прекрасных густых волос торчала солома из полевой люцерны. Он рассказал, что давиче, как стемнело уже как несколько часов он перед своим домом увидал жену свою, но она его сперва не заметила. Выглядела она так, что ему это очень не понравилось, но самое страшное, что ему показалось что у нее сено на голове, а сзади хвост как у лисы. И если, может, это и было б естественно, не про солому говоря, то вполне б и красиво было и миловидно; но зная, что там у его жены отродясь такого не было он обеспокоился; от нее меж тем кто-то удалялся задним двором, видно было ночью плохо, но в свете луны он разглядел кого-то низенького горбатого, в черной шубе с длинным ворсом, будто это была и не шуба вовсе, а шерсть своя живая; удалялся неизвестный как будто в припрыжку или хромая. Было как-то не по себе, но он всё ж ки набрался смелости и подошел к жене, рассчитывая, что застанет ее врасплох. Но не тут-то было! Она, резко обернувшись к нему, закатила глаза и как будто не понимая, что так появляться на дворе совершенно невозможно, как давай клясть и ругать мужа, так что я насилу убежал от нее, насилу, и больше не нашел места, куда сейчас же можно было отправиться за помощью. Гриша выслушал беднягу, но не отпустил сразу. С десять минут они пили горячего чаю, Григорий молчал и думал. Затем попросил рассказать, а что делал староста с самого утра. Дела его, как всегда, привычные. Раз дело было зимой, он прошел по центральным деревенским дорогам, проверил везде ли убирают здесь снег; зашел к не совсем добросовестным жителям, посмотрел, не озорничают ли они; проконтролировал общий порядок, проруби, мосты; после обеду, устав немного, зашел в корчму перевести дух. Немного выпил, посидел, здесь понаблюдал за порядком, за тем, кто о чем говорил, нет ли каких спорных ситуаций и, как начало темнеть, отправился домой, а там что было он уже рассказал. Получалось, что ничего необычного, кроме того, что произошло у дома, не было. Староста успокоился, Григорий оделся, отвел его домой, убедился, что жена его все так же красива ,как и всегда и что те красные волосы, а не солома, у нее на плечах. Спросил у нее здоровья и о том, приходил ли сегодня на закате ее муж домой, на что она ответила, что он дошел до калитки, а затем развернулся и быстро направился в сторону большого моста, а явился только сейчас. Батюшка вернулся домой и лег спать. На утро отвел утреню, где увидел меня и, дабы не повторять вчерашней попойки, так он называл выпить по маленькой кружечке вина, ушел в свою келью. Попивая чай, смотрел в окно и, однажды, подойдя к нему, увидал, как я катился под бугор, потерял валенок, который однако ж не увидел уже, подойдя в следующий раз, видимо его кто-то подобрал наверно. День прошел спокойно, он уже готовился ко сну, когда раздался стук в дверь. На пороге стоял Дободолыч. Григорий пустил его, отпоил успокаивающим отваром, спросил, что же случилось. Василий поведал, как его жена за ним на жутком чудище гналась. Затем рассказал, как вообще день провел: утром, пока все дети поднимались, поиграл, подурачился, поболтал; снег со двора свез, дров наколол; затем на лесопилку пошел в елань; после лесопилки домой забежал, рюмочку жена налила, еще воды принес, тогда ему друг помог с другой стороны, что тепло к Аграфенушке относился; как он ушел, с полчаса еще дома побыл и в шинку с мужиками пошел. Завечерело, домой стал возвращаться, а там эта чертовщина. Ну вот и прибежал в святое место. Отправил отец Варфоломей его домой, заверил, что всё хорошо будет. Залез под мягкое пушистое одеяло, закрыл глаза, но заснуть не успел, снова покой его был потревожен. Опять пришел староста, опять с похожей историей, опять жена его мучила страхом, опять он чудом от нее улизнул. Пошел на знамение – икону в небесах, а на ней будто самого Варфоломея образ – вот и пришел опять сюда. А днем все то же самое, что и всегда: обход дорог, мест ,где народ собирается, с мужиками поболтал, к Игнатычу зашел, а на обратном пути к Болтунихе заглянул на пару рюмок и домой, а там… Отрезвевшего старосту отправивши на его хату, Гриша по чутью какому-то не стал ложится спать, а присел у печи, когда услышал какой-то шум со двора, выглянул в окно, где его лучший друг засыпал церковь снегом, несколько раз спускался к ручью, нес воду в заледеневших ладошках и окрапывал тем, что оставалось, церковные пороги. Гриша наспех накинул на себя шубу, вышел к церкви, где увидел, как друг опять потерял валенки у ручья, забрал его в дом без памяти. Пока его отхаживал, выслушал уже знакомую песенку. Во время этого услышал, опять какие-то звуки с улицы. Опять вышел. Александр Иваныч в одной нижней рубахе при свете полной луны пытался по деревянной черепице залезть на закомар. Что ему было нужно там, наверху понятно не было совершенно. Но он ругался на всех женщин на свете, естественно упоминал неосторожно их принадлежность к колдуньям, обвинял в связях с нечистой силою и прочих смертных грехах. Внизу стояла его жена – Наталья Кузьминишна – и кидалась в него снежками, умоляя слезть, так, мол, и разбиться можно было. Цели Иваныч своей не достиг, по крайней мере, никто не понял, что была у него за цель, соскользнул по обледеневшей крыше и полетел вниз головою. И как же ему по счастливой случайности повезло, что до этого такой же опивень навалил огромную кучу снега туда, куда он приземлился, мягонько, хорошо, только щеки поцарапал об ледышки в сугробе. Григорий помог ему выбраться из сугробу, подбежала жена его с непокрытой головой, Василисушка. Она была девушка стройная, утонченная и Сашку домой бы одна не дотащила бы, а жили они над ручьем, чуть ниже сельского пятака. Григорий помог ей довести пьяницу до дому, уже в дверях, Александр Иваныч начал признавать супругу и улыбаться. Когда Гриша возвращался, увидал как на той стороне по дороге, запыхавшись и вопя на всю деревню, бежали двое мужиков, то обгоняя друг друга, то нарочно пытаясь повалить друг друга на холодную землю; за ними бежали их бабы и звали их, просили подождать, воротиться домой. Вскоре они скрылись за деревьями, и Гриша воротился домой, где его ждал я. Дальше рассказ Григория был интересен для Егорыча. Он возвращался обратно в объективную реальность. Когда мы подошли к тому моменту, в котором сейчас находились, он начал рассказывать свою часть сегодняшних бродилок.