Самый красивый из берсальеров

Ромео подумал, что, будь сейчас рядом с ним Дзамполь, тот не упустил бы случая в очередной раз посмеяться над женской непоследовательностью.

— Послушайте, синьорина… Не вы ли сами только что утверждали, что этот Лючано убил берсальера?

— Потому что он меня любит!

— Но это же еще не повод…

Несмотря на отеческую задушевность тона, Тарчинини так и не удалось вразумить Элену. Девушка зарылась лицом в подушки и, отчаянно рыдая, умоляла защитить ее от убийственного гнева жениха, но в то же время не трогать и волоска на его голове. Наконец, уверившись, что его редкий талант успокаивать и внушать надежду не производит на нервную барышню ни малейшего впечатления, комиссар вместе с хозяином дома вернулся в гостиную, к Дзамполю. Пеццато, опасаясь, что Ромео поддался мольбам его очаровательной крошки и теперь не захочет ничего предпринимать, счел нужным высказать свое мнение:

— По-моему, Элена сама не знает, что говорит… Но я не сомневаюсь, что, пока этот Монтасти на свободе, всем нам грозит опасность!

— Успокойтесь, синьор Пеццато, мы с инспектором займемся молодым человеком. Где он работает?

— У жестянщика Сампьери, на виа Татукки. Это почти на углу пьяцца Райнери.

Выслушав рапорт капрала Мантоли и узнав, что накануне к Нино Регацци приходили два богатых синьора, очевидно передавших ему очень крупную сумму, лейтенант Векки позвонил в уголовную полицию. Но там ему сказали, что ведущий расследование комиссар отсутствует, и попросили позвонить еще раз через часок-другой или подождать, пока синьор Тарчинини сам перезвонит ему в казарму. Векки в тот день дежурил и предпочел второй вариант.

Дзамполь не выносил запаха свинца и сварки, поэтому, едва переступив порог мастерской Сампьери, почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Разумеется, это не улучшило его настроения. Хозяин мастерской, добродушный и ужасающе грязный гигант, с улыбкой вышел навстречу посетителям, распространяя довольно тягостный для обоняния аромат.

— Если вам надо что-нибудь починить, синьоры, придется малость подождать… Разве что дело ужасно серьезное…

— Синьор Сампьери?

— Он самый.

— У вас работает некий Лючано Монтасти?

— Да… А что?

— Полиция!

— А-а-а… И что он натворил?

— Именно об этом мы бы и хотели у него спросить, с вашего позволения или без оного. Хотя я лично предпочел бы получить от вас согласие…

— Монтасти чинит сифон в маленьком павильоне во дворе.

— Спасибо.

Тарчинини и Дзамполь пересекли мастерскую и свернули в коридор, пропитанный тошнотворной, хотя и не имевшей ничего общего с расплавленным металлом, вонью. Наконец они выскользнули во внутренний дворик и сквозь застекленную стену крохотного павильона увидели склонившегося над работой парня. Услышав голос Тарчинини, тот вздрогнул и едва не поранился.

— Лючано Монтасти?

— Да. Что вам угодно?

— Полиция! Мы пришли поговорить с вами.

Парень побледнел и, вскочив со стула, ухватил тяжелый разводной ключ. Дзамполь тут же вытащил револьвер.

— А ну, живо брось эту штуковину, или я рассержусь!

Но Монтасти был уже не в состоянии слушать что бы то ни было.

— Я знал, что вы придете! — заорал он. — Так и думал, что в его смерти обвинят меня! Но я не убивал его, слышите? Не убивал! Да, я ужасно рад, что проклятый берсальер мертв, но прикончил его не я! И попробуйте только спорить, я вам морды порасшибаю, грязные шпики!

Дзамполь прицелился Лючано в ноги.

— Положи разводной ключ, а то схлопочешь пулю в лапу! Ты что, хочешь стать калекой?

Немного поколебавшись, Монтасти положил ключ.

— Хорошо, теперь иди сюда… Ну, давай пошевеливайся!

Лючано задыхался и дрожал всем телом, но все же выполнил приказ.

— Что вы теперь со мной сделаете? — спросил он, приблизившись к инспектору.

— Прихватим с собой.

— Я не хочу в тюрьму!

— Хочешь ты или нет, нам плевать, ясно?

Монтасти подобрался и, прежде чем кто-либо из полицейских успел сообразить, что сейчас произойдет, распрямившись, как пружина, боднул инспектора головой в живот. Дзамполю показалось, что его долбанули тараном. Он выронил револьвер и упал навзничь, потеряв сознание прежде, чем голова коснулась пола. Лючано повернулся к Тарчинини.

— Если вам не в чем себя упрекнуть, ничего глупее вы не могли придумать, — невозмутимо заметил комиссар.

Спокойствие веронца, по-видимому, немного привело парня в чувство.

— Клянусь, я никого не убивал! — снова крикнул он охрипшим от волнения голосом.

Потом Монтасти распахнул дверцу, выходившую в соседний дворик, и рванул прочь. Ромео решил, что преследовать беглеца бесполезно, тем более что сам он никак не смог бы мчаться с такой скоростью. В это время на пороге мастерской появился Сампьери.

— Кажется, я слышал крики? А что, Лючано тут нет?

— Удрал!

— Удрал? Но почему?

Тарчинини кивнул в сторону все еще бесчувственного инспектора. Сампьери в ужасе отшатнулся.

— Madonna!.. — каким-то придушенным голосом пробормотал он. — Лючано его убил?

— К счастью, нет… Помогите мне привести малого в чувство.

— Погодите, сейчас сбегаю за граппой[30].